На другой день в Киев пришли обозы с кривичской и древлянской данью. Князь осмотрел её, сдержанно похвалил тиунов, которые собирали оброки, и перепоручил обозы приказчикам. Те выгрузили из них вяленую рыбу и солонину, а мёд, пеньку, пушнину и воск повезли в далёкие страны, чтоб обменять на золото. Каждый год вся дань, которую доставляли в Киев, так и распределялась: съестное шло в погреба великого князя, а остальное всё – на продажу. Весной приказчики привозили князю вырученные деньги.

Через три дня после возвращения Святослав устроил охоту на кабанов в окрестностях Вышгорода. Из всех его приближённых только Рагдай не принял участия в этом деле. Он ускакал в Чернигов. Его отъезд уладил со Святославом, конечно же, Калокир. Скакать предстояло Рагдаю без малого полтораста вёрст. Он чуть не загнал коня в занесённой снегом степи, боясь опоздать на встречу со Светой. И успел вовремя. Но она уж его ждала возле кабака, давая понять всем видом, что страшно злится. Спрыгнув с коня, он с помощью поцелуев быстро придал ей более благодушный вид. Она позвала его отобедать у неё дома. Он согласился, решив – а почему нет?

Родители Светы и её брат, добродушный увалень, встретили его так, будто он был их самым крупным заимодавцем, и усадили за стол, накрытый по-царски. За столом были также и гости – целый десяток черниговских толстосумов с жёнами. Рагдай понял, что отец Светы решил похвастаться её выбором. Приглашённые торгаши и даже их жёны вели себя очень тихо, так как почти ничего не пили из опасения сболтнуть лишнее о своих делах в присутствии княжеского дружинника. Высота и убранство терема, число слуг, суетливо бегавших по нему, обилие на столе золотой посуды указывали на то, что Света не привирала, хвалясь богатством отца, что он в самом деле деньги гребёт немалой лопатой. Рагдай сидел за столом между Светой и её братом. Пил он вино, а ел осетринку, фазаньи крылышки с чесноком, солёные грузди и пироги с различной начинкой. Купец с купчихой, сидя напротив, поглядывали на тех, кого пригласили, да пели песни медовые про свою любимую дочь – мол, золото девка, умница да послушница! А когда Рагдай уж начал зевать, послушница вдруг вскочила и завизжала, тряся пухлыми щеками от злости:

– Что вы несёте? Хоть постыдились бы, право!

И потащила Рагдая в свою светлицу. Там они тут же занялись делом. Дело продлилось, с короткими перерывами, весь остаток дня и всю ночь. На заре Рагдай уже еле отбивался:

– Хватит! Отстань! Я не могу больше! Я хочу спать!

Света поднялась, надела рубашку и убежала. Рагдай подумал, ворочаясь на постели: «Ей двадцать четыре года! Что же с ней будет в тридцать? Она меня загрызёт! Нет, на такой девке нельзя жениться!»