Весной Пантила придумал, что́ ему надо делать.

– Я больше не буду искать путь на Ен-Пугол, – сказал он Новицкому. – Пускай этот путь покажет мне Айкони.

Пантила Алачеев, князь Певлора, знал всё, что приключилось с дочерью Ахуты Лыгочина. И он встретил Айкони здесь, в Ваентуре, когда сжигали поддельного истукана. У Нахрача Айкони служила сторожем Ен-Пугола.

У Новицкого зазвенели все напряжённые тяги души. Пантила – потаённо-пылкий, но доныне смиренный молодой остяк – внезапно обретал жёсткость охотника, только охотился он теперь не за песцами, а за демонами. Остаётся ли Пантила ему другом, или превращается во врага?

– Яко же ты еи прынэволышь? – угрюмо спросил Григорий Ильич.

– Она не может сидеть на болоте всегда. Она придёт в деревню. А я захвачу её. Она поджигательница. В Тобольске её обещают бить кнутом. Она не захочет в Тобольск и покажет мне путь на Ен-Пугол, чтобы я её отпустил.

– Нахрач не дасть тобы трымати Аконю у полоны, – возразил Новицкий.

– Нахрача я не спрошу.

– Вин забэрэ еи от тоби сылою. Ты ж однэ.

– Я один? А как же ты, Гриша? – Пантила испытующе посмотрел на Новицкого. – Разве ты не поможешь мне? Или боишься Нахрача?

Григорий Ильич не знал, кто опаснее для Айкони: Нахрач с демонами или Пантила с тобольскими кнутами. Против Нахрача он бессилен, но от Пантилы он Айкони убережёт.

– Я з тобою буду, Панфыл, – решившись, пообещал Григорий Ильич.

И вот сейчас он гнал лодку вверх по Конде в деревню вогулов, куда через леса напрямик ушла Айкони. У вогулов Айкони караулил Пантила.

Избы Ваентура были косматыми от торчащей конопатки, будто медведи. Укрытые взъерошенными кровлями из бурого лапника, они стояли на коротких столбах и не имели подклетов. Дом Нахрача ничем не отличался от других вогульских домов. Айкони скинула с плеча копьё, поднялась по бревну с вытесанными ступеньками и обеими руками толкнула низенькую дверь на кожаных петлях. Пантила опрометью метнулся за Айкони, упал на четвереньки и через бурьян пополз под брюхо избы. Он надеялся, что сквозь щелястый пол услышит что-нибудь важное. Он обжигал руки крапивой и расталкивал разный хлам, выброшенный Нахрачом: рваные берестяные короба, остовы нарт, дырявые вентери, сплетённые из лозы. Если Нахрач обратит внимание на шорох под избой, то подумает, что там возятся собаки.

– Я пришла, – сказала Айкони.

– Зачем? – вопросом ответил Нахрач.

– Улама говорит, что по Конде плывёт лодка русского шамана.

– Ике страшится его?

– Ике страшится.

– Хорошо. Я понял. Уходи обратно.