– Как я рад видеть вас в благополучии, брате! – растроганно сказал он.

Пантиле же не терпелось похвастаться своей победой.

– Отче, я поймал её! – он бросился к Айкони и поставил её на ноги. – Она знает путь туда, где идол в кольчуге Ермака! Я обещал тебе кольчугу!

– Что ж, славно, – улыбнулся Филофей.

Он шагнул к Айкони, взял её за подбородок и посмотрел в глаза. Айкони ответила мрачным, непримиримым взглядом.

– Мы тебя не обидим, – тихо произнёс Филофей. – Отпусти сердце.

Владыке нельзя было не уступить, и Григорий Ильич на миг поверил, что сейчас Айкони поддастся – и всё сделается хорошо: сгинут бесовские мороки, спадёт проклятие неприкаянности, девчонка склонится ко Христу…

– Отче, вогулы! – вдруг закричали казаки из-под борта.

Вдали из-за поворота стремительно вылетали обласы – пять, десять, пятнадцать!.. Двадцать три!

– Похоже, на Конде нас теперь как на Оби встречают? – щурясь от солнца, простодушно спросил Филофей.

На Оби к дощаникам Филофея перед селениями часто выплывали остяки, которые ждали владыку, чтобы принять крещение.

Но Григорий Ильич сразу догадался, что́ это за лодки. Не напрасно его сердце тяготило предчувствие беды. Это лодки Нахрача. Нахрач понял, что случилось; понял, куда подевались его гости, когда ушла Айкони. Он собрал своих воинов и теперь мчится отбивать хранительницу Ен-Пугола.

– Трэвога, вотче! – громко сказал Григорий Ильич. – То вогулычи поспышають за дывчиной! Трэба боронитыся! Воны дюже немирны!

Обласы приближались, не снижая хода, и в быстрых движениях гребцов читалась ожесточённая решимость.

– Братцы, все на судно! – закричал Кирьян Кондауров.

Казаки в мокрых штанах со всех сторон проворно полезли в дощаник.

Пантила побледнел. Он осознал, какой опасности подверг владыку.

– В чём дело, Григорий Ильич? – требовательно спросил Яшка Черепан.

– Ця дывчина знаэ дорогу на мольбыще. Вогулычи за нею рвуться.

– Доставай мушкеты! – сразу распорядился Кирьян.