– Я прекрасно тебя понял, дружище. Зачем так орать? Я не глухой.

– Что ты сказал? Я ору?.. Может, я еще и гавкаю?.. Значит, я, по-твоему, собака?

– Ну что ты! Ты не собака.

– Я не собака! Запомни это! А не то…

Он замахнулся. Джо выхватил револьвер, но, прежде чем он успел выстрелить, подскочил официант, ловким движением развернул пьяного дебошира и, быстро отбуксировав его толчками и пинками к его столу, усадил на стул. Моррис жестом подозвал официанта и расплатился.

– Ну что, пошли? – предложил инженер.

– Пошли.

Они встали из-за стола и направились к выходу. У них с дороги еще осталось достаточно провианта, чтобы спокойно подкрепиться в бараке.

Ветер гонял по лагерю облака пыли, раздувал стены палаток. Кроме нескольких часовых возле тюков, бочек и лошадей, никого не было видно. Но в бараках еще повсюду горел свет. Они уже подошли к своему бараку, и Моррис стал прощаться, как вдруг Генри воскликнул:

– Вы слышите?

Все трое умолкли и прислушались. Это был быстро приближающийся топот копыт. Кто-то отчаянным галопом мчался к лагерю. И явно не ради забавы и веселья.

Вскоре показался всадник. Это был индеец. Он подлетел к маленькому крепкому деревянному строению – скорее всего, к дому начальника станции, – на скаку спрыгнул на землю, даже не сдерживая лошади, чтобы не терять ни секунды, и бегом бросился в дом.

– Что-то случилось! – сказал инженер. – Давайте подождем. Индейцы обычно докладывают быстро, без лишних слов. А потом зайдем к начальнику. Я думаю, мое имя ему знакомо. Он нам скажет, что произошло.

Однако индеец пробыл в бараке дольше, чем предполагал Джо. Его лошадь стояла неподалеку и тяжело дышала, раздувая бока. Они подошли ближе. Лошадь была взнуздана по-индейски – уздой, закрепленной на нижней челюсти, и волосяной петлей на холке. Ни седла, ни попоны на ней не было.

– Или я сошел с ума, или я узнаю этого мустанга, хоть сейчас и темно, и я не видел его много лет, – заявил Моррис.

– Я тоже его знаю, – откликнулся Генри.

– И мне он хорошо знаком… – сказал Джо. – Это Чалый, конь Харри.

Они вернулись к бараку начальника и остановились перед входом. Изнутри доносился голос, изрыгавший потоки непристойной, злобной брани.

– Я, пожалуй, войду внутрь, – сказал Джо. – Может, мне легче будет понять, что здесь происходит, чем этому желторотому барачному генералу Тэйлору Второму, которого, как стало известно из достоверного источника, скоро хватит апоплексический удар.

Джо открыл дверь. Вместе с ним в маленькое помещение, скудно освещенное керосиновой лампой, ворвался ветер. Начальник стоял у стола, с багровым лицом и набухшими на висках венами. На лбу, обрамленном волнистыми волосами, блестели капельки пота. Пальцы правой руки были сжаты в кулак, которым он в ярости колотил по столу. Напротив него, прислонившись к дощатой стене, стоял стройный молодой индеец почти двухметрового роста с обнаженным торсом. В неверном свете лампы его смуглая кожа казалась еще темней. Черные волосы, стянутые на лбу повязкой из змеиной кожи, были заплетены в две косички, ниспадавшие на плечи. На нем не было ни перьев, ни бус, никаких знаков воинского отличия или трофеев, кроме скальпов, пришитых к его кожаным штанам. За поясом торчали револьвер и кинжал.