– Вы выставили часовых?

– За кого ты нас принимаешь? Конечно, мы выставили часовых. Но даже те, кому не надо было в дозор, долго не ложились спать. Мы, юноши, то и дело влезали на забор и смотрели на мустангов, искали глазами тех, которых хотели потом отловить арканом.

– И что же стало с буланым?

– У него остались лишь небольшие ссадины и царапины. Я его узнал. Он стоял посреди загона, опустив голову, и почти не двигался, в то время как другие мустанги испуганно метались из стороны в сторону. Он только косил глазом и принюхивался. У него был такой странный, такой дикий взгляд, я не встречал такого ни у одной лошади. Я видел это в свете луны. Всю ночь я не спал и все наблюдал за ним. Но он так и не сдвинулся с места. На следующий день мы не стали трогать мустангов, и они постепенно успокоились. На второй день мы решили заарканить тех, что нам были нужны, а остальных отпустить. Днем я стоял в дозоре, а в полночь крепко уснул – как обычно спят после бессонной ночи. Мы проснулись на рассвете и стали готовиться к ловле отобранных мустангов. Я осмотрел табун.

– Ты хотел поймать буланого?

– Да. Но он исчез.

– Исчез?!

– Исчез. Я не буду расписывать тебе, что я почувствовал. Ты и сам можешь это себе представить. Я расспросил часовых. Они не заметили ничего необычного. Не стану повторять тебе и слов, которые я говорил часовым; это тебе тоже понятно. Но никакие слова не помогли – буланый мустанг как сквозь землю провалился.

– Что же было дальше? Вы узнали, как ему удалось выбраться из загона?

– Когда мы отловили и стреножили отобранных мустангов, а остальных прогнали, мы внимательно осмотрели загон. Ни один мустанг не способен перепрыгнуть такой забор. Буланый не столько перепрыгнул, сколько перелез через него, как рысь. Он вернул себе свободу. Мне не оставалось ничего другого, как пройти немного по его следу. Этого жеребца теперь не поймает ни один наездник. Его теперь никто не сможет перехитрить.

– Ты думаешь, это и есть мустанг-призрак?

– Да, это он. Потом я видел его еще один раз. Какой жеребец! Но ум его помутился. Он больше не идет ни в один табун. Он думает только о той страшной минуте, когда он разгадал нашу хитрость, когда он понял, что привел свой табун в ловушку и табун перестал повиноваться ему, а он сам уже не мог повернуться и ускакать. Он вспоминает свой страшный бой со своим собственным табуном и нападает на мустангов, где бы они ему ни встретились. Табуны мустангов уже давно боятся его как огня.

– Сколько ему может быть лет?

– Три года, не больше. Для вожака он был очень молод. Наверное, он еще жеребенком был необычайно сильным и норовистым.