Горный Гром, брат про́клятого шаманом Рогатого Камня, шатаясь, вышел из вигвама и громко запел песнь-молитву. Вместе с ним вполголоса запели шаманка ассинибойнов, Маттотаупа, Уинона и Ситопанаки.

Рогатый Камень услышал молитву и из последних сил в отчаянном прыжке бросился назад. Кожа порвалась с треском, от которого человеку со слабыми нервами сделалось бы дурно. Рогатый Камень рухнул на траву и застыл, словно мертвый.

Он не знал, что первым к нему поспешил Маттотаупа. За ним – Уинона, и никто не попытался задержать ее. Ни один из шаманов так и не подошел к Рогатому Камню, хотя тот выдержал испытание и жертвоприношение состоялось.

Зрители долго молча стояли вокруг. Потом медленно разошлись. По толпе прошел шепоток, легкий, как ветер: может, эта сила, с которой Рогатый Камень оторвался от жертвенного столба, была ниспослана ему не Великим Солнцем, не Великой Тайной, а злыми духами, которых всем нужно остерегаться? Вождь Горящая Вода отослал своего сына Горного Грома и дочь Ситопанаки в вигвам, чтобы они, чего доброго, не попали под власть этих духов.

Маттотаупа озирался, как окруженный голодными кровожадными волками бизон. Он видел Тачунку-Витко, к которому пылал необоримой ненавистью, видел черноногих, шаман которых хотел обречь его сына на позорную смерть у жертвенного столба. Они стояли и смотрели на него и на его сына. А потом повернулись и пошли прочь. Враги! Все они враги!

Он один понес сына в прерию, погружающуюся в ночной мрак. Только остановившись, чтобы передохнуть, он заметил, что Уинона идет за ним.

– Принеси одеяла, целебные травы и повязки для ран и приведи лошадей! – едва слышно произнес он хриплым голосом.

Но дочь поняла его. Маттотаупа не подумал о том, что буланый жеребец не пойдет ни за кем, кроме своего хозяина. Он не знал, что Уинона лаской и заклинаниями умела подчинить коня своей воле.

Вскоре пришла дочь с буланым мустангом и пегой лошадью Маттотаупы и принесла одеяла, одежду, повязки из лыка и целебные травы. Она намочила повязки, чтобы они плотнее прилегали к ранам. Когда брат в первый раз пошевелился, она дала ему пить.

– Это для него, – сказала она отцу, протягивая ему узкий длинный обоюдоострый нож, рукоятка которого была искусно вырезана в форме птичьей головы. – Священный нож. Горный Гром подарил его своему побратиму.

После этого она ушла. Она была девушка и не могла разделить жизнь, которую опять предстояло начать отцу и брату. Большой черный пес, пришедший вместе с лошадьми, помедлил, раздумывая, не отправиться ли ему назад, к вигвамам. Он тихо скулил и нюхал воздух. Наконец он улегся рядом с буланым.