Светлый фон

– Она говорит, что тут адреса переменились, – сообщила мне моя спутница. – Дом шестнадцать, должно быть, был деревянным и сгорел. Она говорит, что никогда не слыхала о такой семье. Спрашивает: они были евреями?

– Вы ей сказали?

– Я постаралась уклониться от ответа, – призналась моя помощница, стараясь помочь исправить ситуацию. – Они тут все напуганы, – шепотом добавила она. – Боятся, что евреи вернутся и потребуют назад свое имущество.

В дом меня не пригласили.

Я сделала несколько снимков, и мы направились обратно к своей «шкоде»; через район Кельце мы ехали уже на закате, кровоточащее солнце, плодородные поля – потайной кармашек красоты между Варшавой и Краковом. Ничего похожего на окутанную серой дымкой Польшу, какой я ее себе представляла. Все меняется туда-сюда, но вот мы тут, три женщины разной национальности – полька, литовка и еврейка, – сведенные вместе Реней и ее подругами, бойцами Сопротивления; все мы трое были готовы требовать, бороться, все мы чувствовали себя сильными и – на короткий миг – в безопасности.

Послесловие автора В процессе исследований

Послесловие автора

В процессе исследований

Неудивительно, что когда ведешь исследования по всему миру, используя источники, охватывающие десятилетия, различные континенты и алфавиты, сталкиваешься со всевозможными проблемами и головоломками.

Первичным источником материалов для этого проекта служили в основном воспоминания и свидетельства[1000]. Некоторые из них были устными, записанными на аудио или видео, некоторые – письменными – на иврите, идише, английском, польском, русском, немецком. Некоторые были переведены, некоторые представляли собой перевод с перевода, некоторые я переводила сама. Некоторые носили частный характер, некоторые являлись интервью, данными заинтересованному лицу. Некоторые были отредактированы и опубликованы (чаще всего небольшими академическими изданиями), факты в них выверены; другие были дневниками, неправлеными стенограммами свидетельских показаний, исполненных страсти, записями, сделанными авторами, рукой которых водила ярость. Некоторые были написаны сразу после войны или даже во время войны, тайно, и содержат ошибки, противоречивые подробности и недомолвки – что-то было автору просто неизвестно, или автор изменял что-то из соображений конспирации или под воздействием сильных эмоций. (Многим выжившим было слишком тяжело писать о смертях тех или иных людей.) Некоторые тексты были написаны быстро, горевшими пальцами, словно пишущий хотел ничего не забыть, поскорее выплеснуть из себя пережитый опыт, страшась вполне вероятной поимки[1001]. Реня часто заменяла имена инициалами (сама она подписывалась – Реня К.), не сомневаюсь, что она делала это из соображений безопасности – она писала во время войны о секретных операциях подпольщиков, что было чудовищно рискованно, писала в то время, когда еще не знала, что станется с другими людьми; сама она постоянно ждала новостей о том, живы ли еще ее друзья и родные. Как многие ранние свидетельства, записи Рени были сделаны из желания рассказать миру о том, что происходило, объективно, стараясь отрешиться от своей личной позиции. Характерно, что она использует местоимение «мы»[1002]: порой ей наверняка было трудно разграничить, относится ли это «мы» к ней самой, к ее семье, ее общине или к еврейскому народу в целом.