Кесри знал о крепкой дружбе, возникшей между Дики и Раджу, который сейчас, опухший от слез, съежился в уголке и, сидя на грязной земле, не замечал тучи вившихся над ним комаров. Проникнутый сочувствием, Кесри хотел бы его утешить, но боялся, что и сам расплачется. Подозвав к себе Маддоу, он сказал:

– Присмотри за тем парнишкой, ладно? Ему сейчас худо, у него друга убило.

Узнав о надвигавшемся шторме, Диньяр решил перегнать свою шхуну из гонконгской бухты в гавань Макао, где, как говорили, безопасно в любое ненастье. Он позвал с собою других парсов, но те отказались. Многие сняли жилье на острове и не хотели покидать Гонконг даже на день, поскольку ожидалось, что вооруженный конфликт вот-вот разрешится. Все знали о скором земельном аукционе и ужасно боялись его пропустить.

Сеты ставили себе в заслугу, что сумели убедить нынешнего коменданта острова Джона Роберта Моррисона[103] устроить аукцион еще до того, как Гонконг официально перейдет под эгиду Британской короны. Однако мистер Моррисон почему-то волынил с торгами, и тогда возникло подозрение, что он ухватится за возможность провести их без участия сетов, которые были полны решимости сего не допустить и, не спуская глаз с землемеров, спорили из-за участков.

По совету Задига Ширин согласилась вернуться в Макао. В Южном Китае, сказал часовщик, случаются ураганы невиданной силы и будет лучше укрыться за крепкими стенами Вилла Нова.

– Может, после бури мы и объявим? – подмигнул Задиг.

– О чем?

– О нашей помолвке.

– Ой, так сразу? – опешила Ширин. – Пожалуйста, дайте мне еще немного времени. Огласка невозможна, пока я не переговорю с Диньяром, а удобный момент все никак не представится.

– Что ж, тем более надо ехать в Макао. Шторм даст вам массу времени для бесед.

С недавних пор племянник и другие сеты стали холодны с Ширин. Либо прознали об ее отношениях с Задигом, либо им не нравилось что-то иное. Она пыталась разговорить Диньяра, но тот ее избегал, уклоняясь от объяснений.

Но вот “Мор” поднял паруса, и Ширин изловчилась создать нужную ей обстановку. Она велела повару приготовить любимое блюдо Диньяра алети-палети. Когда жареные куриные потроха подали на стол, Ширин услала стюарда и собственноручно наполнила тарелку племянника.

– Маджхану че? Вкусно, дорогой?

Диньяр угрюмо молчал, вертя в руках вилку.

– Су тхаю дикра, в чем дело, сынок? – сказала Ширин, не дождавшись ответа. – Что-то не так?

Наконец Диньяр посмотрел ей в глаза и заговорил по-английски, что уже было знаком, поскольку прежде он всегда общался с Ширин на гуджарати.