Моя ненависть к нему всколыхнулась горячей бурлящей волной, но я сказал:
– Было бы учтиво, сэр, обращаться ко мне так же уважительно, как я обращаюсь к вам.
Он с прищуром поглядел на меня, догадываясь о смысле моих слов.
– Нет!
– Да. – Да простит меня Бог, я хмыкнул. – Я теперь рыцарь, как и вы, сэр. Посвящен лично герцогом. – Лишившись дара речи, он вытаращился на меня. – Вы обрадованы, сэр. Это хорошо.
Я лучезарно улыбнулся ему и пошел своей дорогой.
Этот короткий разговор был одним из самых приятных в моей жизни.
Переговоры шли ни шатко ни валко. Филипп предлагал вернуть недавние завоевания в Берри, если Ричард возвратит отобранные у Раймунда Тулузского замки и территории. Теряя при обмене гораздо больше, Ричард отказался, но отец, к его возмущению, согласился на предложение французского короля. Ричард возразил, и вскоре эти двое уже ссорились на глазах у Филиппа.
Видеть это было ужасно, и я весь кипел, глядя, как французский король, злорадно шевеля мясистыми губами, наблюдает за сварой. Этот человек был великим умельцем строить козни.
Все складывалось в его пользу, но, как ни странно, Филипп прервал этот спор и потребовал, чтобы Генрих передал ему одну из местных крепостей в залог на время обмена землями. Король вышел из себя и, мигом позабыв про разногласия с Ричардом, удалился с переговоров вместе с сыном.
Я наивно надеялся, что герцог и его отец помирятся, что действия Филиппа сблизят их. И ошибся. Ричард уединился с Генрихом и Джоном, а затем появился с мрачным, как туча, лицом, бормоча, что с него хватит.
Как я уяснил в течение следующих дней, отец не собирался помогать ему в борьбе против Филиппа и упрямо настаивал на том, что сын должен вернуть отнятое у графа Раймунда. Джон, принимавший теперь участие во всех совещаниях, как попугай вторил словам короля.
– Пусть мой господин отец уступит Филиппу часть Нормандии, и мы продолжим переговоры, – грохотал Ричард.
Однако о таком не могло идти речи, и переговоры прервались.
Менее чем седмицу спустя мы отправились на встречу с французским королем в Бурж, в графстве Берри, и там, искренне пытаясь выйти из тупика, Ричард предложил вынести свой спор с Раймундом Тулузским на рассмотрение суда в Париже. Он обещал подчиниться вердикту судей, даже если это будет означать возврат всех территорий, захваченных им весной и летом. Обрадовавшись, что герцог тем самым признает его в качестве сюзерена, Филипп согласился.
От такой новости Генриха разбил апоплексический удар, приковав на несколько дней к постели. Услышав об этом, Ричард внешне и бровью не повел. Отношения между отцом и сыном испортились, и, когда король известил герцога, что не одобряет нового предложения, это лишь подтолкнуло Ричарда и Филиппа к возобновлению дружбы.