Наш поход через эту область не во всем был ужасным. Здесь в изобилии водилась дичь: турачи, куропатки, зайцы. Среди высокой травы и колючих кустарников, росших ближе к морю, встречались газели. Рыцари на своих конях не могли гоняться за добычей, зато пехотинцы, особенно из ближайшей к морю колонны, охотно пускали в ход копья и луки. В такие вечера ужин превращался в пир.

Другим преимуществом стали крутые холмы слева от нас, не дававшие сарацинам нападать с такой же легкостью, как на равнинной местности. Дорога, по которой мы шли, была, если верить Абу, сооружена древними римлянами, но давно разрушилась. Миновав подножье горы Кармель, мы двинулись к Кафарнауму, разрушенному врагом, а от него к замку Деструа, построенному тамплиерами. Там мы, изнеможенные, остановились и разбили лагерь.

С наступлением темноты мы подверглись очередным «атакам» со стороны жутких тарантулов и скорпионов. Но люди узнали, отчасти благодаря Абу, о действенном способе отпугнуть пауков — производить шум. С тех пор каждую ночь в нашем лагере стоял неумолчный звон. Воины били по шлемам и каскам, бочонкам, седлам, толстой ткани, щитам, ведрам, тазам, котлам и кастрюлям — короче говоря, по всему, что подвернется под руку. Такого грохота не слышал никто во всем христианском мире.

Когда наконец все успокаивалось и люди собирались отходить ко сну, тишину нарушал вечерний ритуал. Sanctum Sepulchrum adjuva! Святая Гробница, помоги нам! То был крик известного в войске нищенствующего монаха. Жара давно высушила у брата мозги, но рвение его было заразительным. Тысячи голосов подхватывали клич, и начинало казаться, что весь наш лагерь — это огромный хор, исполняющий песню из одной строчки. Трижды звучала она, и если бы кто-нибудь посмотрел на нас со стороны, то увидел бы освещенный кострами лагерь, людей с воздетыми к небу руками и стекающие по лицам слезы, порожденные религиозным пылом.

В эти минуты Абу взирал на нас с выражением полного недоумения, а Рис шутил насчет того, что сарацины наверняка потешаются в своих шатрах. Я кивал и улыбался в ответ, а потом закрывал усталые глаза ладонями в надежде, что шум скоро стихнет и можно будет предаться заслуженному отдыху.

Под Деструа мы простояли два дня. Сарацины не пытались нападать на хорошо укрепленный лагерь с глубоким рвом и земляным валом, с тройным против обычного числом караульных. Флот поставлял нам припасы, а также тех, за кем тут же закрепилось прозвище «лежебоки», — солдат, которым удалось затеряться в Акре ко времени начала похода и которых постепенно вытаскивали из их убежищ. Больных и сильно пострадавших от жары и недостатка воды сажали на корабли, чтобы перевезти в другие районы на побережье.