— Без военного снаряжения не обойтись, это само собой. Я все остальное имел в виду: зеркала, побрякушки, личные вещи и так далее.
Я подумал про локон волос, который выпросил у Джоанны перед выступлением. Подобно полученной от Алиеноры ленточке, которую я хранил столько лет, пока, увы, не лишился, это было одно из самых дорогих для меня сокровищ. Легкий как перышко локон всегда висел у меня на груди в кожаном мешочке. Но даже если бы этот золотистый завиток был из свинца и весил в сто раз больше, он не тяготил бы меня. Я представил, как сжимаю Джоанну в объятиях, как целую ее и…
Пришлось отогнать видение прочь, пока оно не стало невыносимым.
Двадцать восьмого августа поход возобновился. Избегая самого жаркого времени, мы выступали задолго до рассвета и вставали лагерем к часу шестому, когда солнце стояло в зените. Построение оставалось почти таким же, как прежде: две пехотные колонны, рыцари, для безопасности — в середине, но с одним отличием. В этот день, как и в большинство следующих, передовой и замыкающий отряды состояли из монахов-воинов. По части порядка им нет равных, заявил Ричард, и врага они знают лучше всех.
Войско Саладина потерпело неудачу во время нападения на обоз, но боевого духа не утратило. Дозоры из мамлюков постоянно находились поблизости, даже ночью, поэтому султан каждое утро незамедлительно узнавал о нашем выступлении. Нападения начинались почти сразу и продолжались в течение всего дня — от легких наскоков до полноценных смертоносных атак, которые следовало отражать решительно и твердо, иначе враги, почувствовав слабость, наседали с еще большим остервенением.
По мере продвижения вперед потери понемногу росли. Не в силах переносить адскую жару в своих теплых гамбезонах, некоторые из жандармов разоблачались до исподнего. И становились легкой добычей метких мамлюкских стрел. Но порой не везло и более осторожным: наконечники впивались в незащищенные места выше или ниже доспеха. Однако большинство наших потерь было результатом воздействия жестокой и необоримой силы, называемой солнцем. Если бы в юности кто-нибудь сказал мне, что человек может упасть замертво от теплового удара, я рассмеялся бы ему в лицо.
В тот день я не менее двадцати раз воочию видел, как это происходит. Несчастных жертв товарищи хоронили наскоро, чтобы не пасть жертвой сарацин, и бросались догонять своих. Не было ни крестов, ни прощания со священником — только безвестная могила посреди голой пустыни. Скверный конец для людей, которые пожелали участвовать в освобождении Иерусалима, решил я.