Сказав это, я сам слегка смутился.

— Вы готовы отдать жизнь за Малик-Рика, господин?

— Не задумываясь. Как и подавляющее большинство солдат в войске.

Я слегка преувеличил. Исключение составляют коварные французы, подумал я, и, вероятно, большинство пуленов.

Абу ничего не ответил.

— Если бы ты был воином, то принял бы смерть за Саладина? — спросил я.

— Нет.

Он не колебался ни секунды.

— А его люди?

— Некоторые приняли бы, господин. Насчет его телохранителей и лучших из числа тяжелых кавалеристов я не сомневаюсь. Сколько-то мамлюков, наверное. Но не все. Войско султана состоит по большей части из ополчения, а не из тех, кто следует лично за ним. Это одно из немногих преимуществ вашего короля перед Салах ад-Дином.

— Немногих? — возмутился я. — Да у нас тысячи рыцарей и приученных к порядку пехотинцев. Мощный флот и осадные машины, способные сровнять с землей стены любого города. У Саладина ничего этого нет.

— Нет, господин. Но у него есть вот это. — Абу указал на солнце. — Еще есть мамлюки с их стремительными нападениями: налетели, выпустили несколько стрел и быстро отступили. Это досаждает и приносит успех, особенно если ваши рыцари необдуманно бросаются вперед и попадают в устроенную мамлюками ловушку. Далее, султан может лишить вас воды. Стоит ему узнать, что Малик-Рик намерен пойти вглубь страны от города, который по-вашему называется Аскалон, Салах ад-Дин прикажет отравить все колодцы по дороге на Иерусалим. Как вы пойдете дальше, пусть даже останется всего тридцать пять миль?

Мы смотрели друг на друга: я трясся от ярости, он был спокоен как скала.

Бить его не стоит, решил я. В конце концов, Абу сказал правду. Погода — наш смертельный враг, а каждая атака мамлюков смертельно опасна. Король выбрал прибрежный маршрут как меньшее из двух зол, и отрезок после Аскалона вполне мог оказаться непреодолимым.

— В таком случае Ричард сначала разобьет Саладина. Тогда путь на Иерусалим окажется открыт, — процедил я. — В этом нет сомнений.

— Конечно, господин.

На глаза Абу словно опустились занавесы, лицо его стало непроницаемым.

Я не стал давить на него — не видел смысла.

Однако разговор разбередил мне душу, и по мере того, как тянулся день, ко мне все чаще приходила мысль: чем скорее мы встретимся с Саладином в битве, тем лучше.

Но, как сказал король, сражение должно было произойти на наших условиях.