— Даст Бог, так и будет, сир.
Ласково потрепав Фовеля, король обвел взглядом собравшихся рыцарей. Многие сидели в седлах или взбирались на коней. Ричард велел готовиться к скорому выступлению. Откладывать разговор было нельзя.
— Сир, у меня просьба.
— Хочешь скакать по правую руку от меня? Это уже решено.
Я благодарно склонил голову:
— Почту за честь, сир. Но я о другом.
— О чем же? Выкладывай, время не терпит.
— Речь о Филипе, сир. Ему отчаянно хочется идти в бой вместе с рыцарями.
Ричард нахмурился:
— Он и на тебя насел? Я уже отказал ему.
— Парень — хороший рубака, сир, и с копьем управится. И уже достаточно взрослый, чтобы стать рыцарем.
— Божьи ноги, не видать мне покоя от его постной рожи и твоего нытья. Ну хорошо. Пусть идет с нами, но передай, чтобы держался подальше от первых рядов. Никаких подвигов.
— Сир.
Широко улыбаясь, я отправился с этой вестью к Филипу. Тот наблюдал за мной со стороны, делая вид, что в последний раз наводит лоск на королевский шлем.
Друг стиснул меня в объятиях:
— Руфус, не знаю, как благодарить тебя!
— Отблагодаришь, если останешься в живых, — буркнул я, надеясь, что не совершил ошибки.
Вскоре мы выступили, следуя за клубами пыли, поднятыми тамплиерами, бретонцами и анжуйцами. Утро выдалось чудесное: на небе — ни облачка, солнце едва выглядывало из-за гор на востоке. Уже было чертовски жарко. Биться с сарацинами весь день означало совершить подвиг, достойный Геркулеса. Я хотел находиться при короле, но тот беседовал сначала с одним гонцом, затем с другим — из числа тех, что прибывали с запросами от начальников отрядов. Я незаметно для всех придержал коня и поравнялся с Филипом, державшимся в последних рядах.
Мы приятно провели время, толкуя о славных деньках, когда Ричард был еще герцогом Аквитанским. Вспоминали о юных особах, за которыми ухаживали, и о ночных попойках. Филип говорил о Жюветте, своей зазнобе, а также об Алиеноре и Беатрисе, которых в разное время любил я. Я же мог думать только о Джоанне. В конце концов, не в силах сдерживаться, я посвятил друга в свою тайну.