Хмурые лица. Сдвинутые брови. На многих лицах я читал скрытый страх, но решимость большинства, похоже, не поколебалась.
— Каковы ваши замыслы, сир? — спросил Генрих Блуаский, принадлежавший к числу тех, кто сильнее всего рвался в бой.
— Обоз пойдет справа от войска и будет прикрыт морем с другого бока. Остальные силы разделяются на пять полков, каждый с конными и пешими, причем пехота будет располагаться ближе к противнику. Впереди идут тамплиеры. Следом за ними — бретонцы и анжуйцы. Третий полк образуют король Ги со своими пуленами, а также пуатусцы. Вокруг штандарта четвертого сплотятся англичане и нормандцы, а пятый, замыкающий, составят госпитальеры. Их будет прикрывать сильный отряд арбалетчиков, поскольку именно по хвосту колонны враг может нанести самый сильный удар.
Король повернулся к Генриху Блуаскому:
— Племянник, ты примешь начало над левым крылом, пехотинцами, что ближе всех к сарацинам. — Польщенный Генрих улыбнулся, и Ричард продолжил: — Герцог Гуго Бургундский и я возьмем по отряду рыцарей и будем перемещаться вдоль рядов, оказывая помощь там, где необходимо.
Государь заговорил по-начальственному, не допуская возражений:
— Как я уже говорил, плотный строй — важнейшее требование. Я хочу, чтобы ваши кони шли нос к хвосту, а всадники держались стремя в стремя.
— Легкая добыча для сарацинских стрел, — произнес кто-то по-французски, но недостаточно громко, чтобы Ричард расслышал.
— Как бы вас ни подстрекали, какими бы жестокими ни были потери, нужны порядок и подчинение, — с нажимом сказал король. — Вероятно, будут одна-две возможности провести успешную контратаку. Я один решаю, когда ее начинать, и никто больше. Сигнал подадут двойные рога в передней, средней и замыкающей частях колонны. Пока не услышите его, оставайтесь на местах, ясно?
— Как быть с дестрие, сир? — спросил Гарнье Наблусский. — Потеряем слишком многих от стрел сарацин и останемся безлошадными.
— Я принял решение, великий магистр, — отрезал Ричард. — Держите строй, пока не услышите трубы.
— Хорошо, сир.
Тот покорно согласился, но счастливым не выглядел.
И его люди тоже, подумалось мне. Я знал по именам двоих: Уильяма Борреля и Балдуина Кэрью. Но тут де Бетюн зашептал что-то мне на ухо и отвлек мое внимание от них.
Благословившись у епископов, Ричард пожелал нам доброй ночи и, под взволнованный гомон, посоветовал всем по возможности отдохнуть.
Я много часов пролежал в душной палатке без сна, с открытыми глазами, глядя в темноту. Уверен, таких, как я, было много.
Я очнулся весь в поту и пожалел, что не лег рядом с палаткой, под открытым небом. Но потом вспомнил ту ночь, когда я попробовал это и едва не был сожран москитами, а потом испытывал жуткий зуд, будучи в доспехах, — и передумал. В палатке еще стояла темнота, отсвета огней сквозь ткань не было видно. Рис, обычно просыпавшийся первым, похрапывал. Я снова улегся и попытался уснуть.