— Не стану, — отрезал он, сверкнув глазами. — Я хозяин на поле боя, а не эта шавка Саладин.

— Все так, сир, и все же…

— Не трать сил понапрасну, Руфус, — оборвал меня он.

Взбешенный его упрямством и склонностью к неоправданному риску, я прикусил язык, но решил взять дело в собственные руки. Разыскав Риса и де Дрюна, я сказал им, что мы будем нести дозор, помимо королевской стражи, на случай ночного нападения неверных. Рис рассмеялся и возразил, что турки слишком трусливы для такого отчаянного поступка. Я напомнил ему, что недооценка противника зачастую ведет к гибели в бою. Мы устроим дозор, хочет он того или нет.

Рис ворчал и чертыхался, но первым вызвался нести дозор, как только зашло солнце. Я сказал, что счастлив иметь его товарищем, и парень окончательно повеселел. Он выпил вина — сильно разбавленного, по его словам, — и заверил, что будет помнить это сражение до конца дней. Я с жаром пожал ему руку и заявил, что разделяю его чувства.

Де Дрюн сменил Риса через несколько часов, определяя время по звону церковного колокола. Когда пробили заутреню, он растолкал меня и доложил, что со стороны неприятеля не слышно ни звука. И сразу завалился спать. Я потихоньку поднялся, облачился в гамбезон и хауберк. Рис похрапывал в изножье моей постели и даже не пошевелился, пока я брал арбалет и колчан.

Когда я зашагал к королевскому шатру, небо на востоке было еще темным, усеянным звездами. Часовые заметили меня, только когда я оказался на убийственно близком расстоянии. Я сказал им пару ласковых слов, и они остались стоять, бдительно озираясь. То же самое я устроил на преграде, пообещав безалаберным караульным, что, если они снова задремлют, я сам отрежу им носы и уши. Остановившись, чтобы взвести арбалет и наложить стрелу, я стал потихоньку пробираться от баррикады к вражескому лагерю. Я выждал, прислушался, но до меня доносился только зловещий крик ночной птицы.

Я проделал пятьдесят шагов, сто. Опустился на колено и, положив арбалет на бедро, стал вглядываться в темноту. Я оставался там достаточно долго и, только убедившись, что турки спят, как и наши, возвратился к стене.

Расположился я у ее прилегающего к морю края: он находился ближе всего к королевскому шатру.

Шли часы. Я прохаживался, наслаждаясь благословенной прохладой и тихим плеском волн, набегавших на песок. Звезды начали меркнуть, небо на востоке постепенно светлело. Все было так мирно, так спокойно, что я, признаюсь честно, немного расслабился — некоторое время не проверял часовых и начал даже потихоньку клевать носом. Но вот шум шагов за спиной заставил меня обернуться и вскинуть арбалет.