Поэтому пошли назад к принцессе, которая наскоро оделась и, окружённая всем двором, стояла как столб, не в состоянии ещё собрать мысли.

Одни женщины плакали, другие старались её утешить, но ни одних, ни других она не слушала.

Крайчина громче других повторяла:

– Но что же снова такого чрезвычайного? Не хотели короля выпустить, поехал и вернётся. Так короны, которой присягал, не бросит и не откажется от неё.

Она поглядела в глаза Анны, которая не смотрела на неё.

Тем временем снизу прибегал то тот, то этот с известием о сенаторах, которые собирались, о погоне, которая должна была выехать за королём.

Знали уже, что Тенчинский немедленно собирался гнаться за убегающим.

Никто уже той ночью не думал возвращаться в кровать, и вскоре начало светать, а день нашёл город в состоянии такого кипения, как если бы ему угрожал неприятель.

Чернь всё более жестоко распалялась против короля, против французов.

Первым результатом этого возмущения было то, что кучка ремесленной челяди, приведённой, как казалось, несколькими замковыми придворными, напала на дом Седерина, ожидая там найти французов. Но ворота нашли запертыми и со стороны двора сильно укреплёнными, а окна обеспечены были изнутри железными ставнями.

Не помогло это. Начали сбегаться с железными штырями, чтобы ворота поднять, а хотя бы и стену разбить.

Наконец, как легко было ожидать, ворота не выдержали и простонародье вломилось в Старую Мельницу.

Французы, какие тут были, имели время убежать с тыла и схорониться в замке, а Седерин, также не чувствуя себя в безопасности, исчез.

Чернь рассыпалась по комнатам и подвалам, грабя, уничтожая, ломая и разбивая, на что напала.

Из людей, кроме местной службы, не нашли никого, на ком бы могли удовлетворить свою месть.

Имущества французов, по-видимому, тут уже не было, и запасы Седерина поплатились за его любовь к французам.

Кое-где, кроме того, в городе о французах слышали, где-то о них догадывались, везде на дома нападали. Никакая человеческая сила этого одичавшего от скорби и гнева простонародья задержать не могла.

Достаточно сказать, что едущий на коне как можно быстрей в замок Карнковский, референдарий, едва живым ушёл, потому что, зная его приятелем Пибрака, народ его камнями забросал и коня ранили.

Епископ даже в закрытой карете не мог показаться в городе.

Толпы обложили дома Зборовских и других особ, известных отношениями с французами.