И она припомнила. Это случилось с месяц назад, когда Костя вышел из небытия и впервые заговорил с нею. Тогда она потеряла пузырьки с препаратом. Как обычно, заполнила шприцы физраствором, а пузырьки спрятала, не успела сунуть в топку буржуйки. И как только он догадался, едва живой, снулый, беспомощный.

– Вспомни, – настаивал Костя. – Прикрой глаза, представь себе искомый предмет. Ну!

– Сейчас? – отозвалась Гаша.

– Нет. Сейчас не надо. Ступай туда! – он махнул рукой в сторону реакторной.

– Но как я туда пойду? Зачем?

Костя усмехнулся.

– Ты же ходишь к нему. Правда?

– Когда позовет…

– Но он же нравится тебе, а теперь ему некогда. Позабыл, отвлекся, так бывает, – он снова усмехнулся лукаво, зло, с издевкой.

– Тебе не все равно? – смутилась Гаша.

– Да наплевать, конечно, – Костя зашевелился, заерзал. – Но у него есть оружие! Есть!

Объятия Кости внезапные, крепкие, возбуждающие, застали ее врасплох. Он оказался необычайно силен для умирающего. И дыхание его было горячим и чистым – совсем не таким, как бывает у смертельно больных.

– Что ты творишь? – прошептала Гаша. – Увидят! Ты выдашь себя…

– Главное, чтоб ты меня не выдала, когда уж столько сделала. Иначе зачем?

– Отпусти!

И он разомкнул объятия, снова привалился спиной к стене.

– Повтори урок, – попросила она. – Повтори!

Он глубоко вздохнул и начал.

– Закрой глаза. Представь, что ты слепа и глуха. Ну!

– Я слепа и глуха, – отозвалась она.