Картину роковых разрушений описал Гаше дед Серафим, внезапно явившийся на госпитальный двор перед обедом. Он умолил доктора Рерхена отпустить Гашу до дома, ненадолго, кое-какие дела завершить. Гаша едва успела скинуть белый халат и бахилы, натянуть телогрейку, как Серафим ухватил ее за локоть, крепко ухватил, и поволок прочь с госпитального двора.

– Ах, чтоб их! – бормотал он в усы. – Бестолковые подрывники! Ишь выбрали момент для диверсии, когда ни Зибеля, ни Рейнбрюнера в штабе не было…

– Что вы такое говорите? – изумилась Гаша.

Серафим тащил ее в гору, к храму. Казалось, он не знал усталости, а Гаша уже задыхалась.

– Да что ж я говорю? Оба были в отлучке, колесили где-то по окрестным хуторам… Слышь как шумит? Фронт надвигается!

И то правда, передовая в тот день уже не гудела, как обычно. Привычный монотонный гул разбавляли вой и скрежет. Громко! Совсем близко!

Гаша припомнила, как на Серафимов двор явилась чужая баба с хутора Завьяловский. Она рассказала, будто мимо них по почтовой дороге нескончаемой вереницей на запад движутся венгерские войска, будто советская авиация бомбит железнодорожный узел, будто в некоторых местах фронт уже прорван и танки с красными звездами на броне видели на тридцать километров к западу.

– А вокруг нас какая-то шантрапа шныряет, – бормотал дед Серафим, поторапливаясь в сторону своей хаты. – Будто своих голодранцев нам мало! Вот у венгров-то… у венгров…

– Что у венгров, дядя?

– Как что? – дед Серафим остановился. Усы его топорщились, глаза сверкали от возбуждения. – Не бойцы мадьяры. Какие с них воины? А что это значит?

– Что, дядя?

– Крушить их надо по-тихому! Надо ж своим помочь! В кои-то веки!..

И он крепче сжал Гашин локоть, да так, что та ойкнула.

Оттаявшая земля налипала на подошвы сапог жирными, черными комьями. Серафим оскальзывался, старался удержать равновесие, размахивая руками и досадуя на собственную медлительность и неловкость.

Торопился он напрасно. Бабку Юлианию, Олю и Александру Фоминичну Клавдия уже запрятала в погреб. Надежда бегала под двору, отлавливая последнюю из двух выживших кур, а Леночка просто-напросто куда-то пропала.

– Я послала ее за тобой, Гаша, чтобы всем уж вместе в погреб… – качала головой Надежда. – Зря послала. Теперь не знаю, как Саше в глаза смотреть…

– Ты тоже полезай в погреб, – приказал Петрован Гаше.

– Как же так? – изумилась та. – Ты же меня на часок отпросил, дядя. Я должна вернуться…

– Куда?! – в один голос завопили Надежда и Александра Фоминична.

– А если обстрел начнется? А если атака и начнут палить почем зря? – поддержал женщин дед Серафим.