– Не знаю. Да они безобидные, – отмахнулся Капанидзе. – Посидят да уедут.

– На чем? – сощурившись, спросила Снежана.

– Уйдут тот есть, – поправился Капанидзе. – Они пешком, кажется. Но лодка тоже есть, кажется.

– А может, самим напасть? – предложил Пятахин. – Пока они сами не напали? Давайте на них с утречка с дубинами…

– И подожгем! – с воодушевлением перебила Жохова.

Все поглядели на нее.

В глазах у Жоховой сиял азарт и какое-то горение, и я подумал, что Жмуркин был прав, ну, когда говорил, что Жохова походит на святую Бригитту. Что-то есть. Кольчугу, меч и факел, ряды гугенотов дрогнут, когда наша Иустинья помчит на них на горячем боевом коне.

– Всё! – Жмуркин притопнул ногой. – Хватит! Никаких нападений! Никаких поджогов! Потом я пойду поговорю с их руководством. А до этого никто не дергается! Всем ясно?

Жмуркин обвел всех и каждого предупреждающим взглядом.

– Особенно тебя! – Жмуркин уставил палец на Пятахина. – Смотри у меня, дернись только!

Пятахин кивнул.

– И ты, – Жмуркин поглядел на Жохову.

Жохина кротко потупила взор.

– И вообще, чтобы тихо!

– Готово!

Капанидзе погладил сложившиеся косички Александры. Красиво получилось. Необычно. Александра словно приобрела какое-то народное качество, инородность исчезла, и теперь она стала какой-то совсем нашей, в автобусе я бы и место ей не уступил. Даже взгляд поменялся.

Дитер тут же стал рисовать ее.

– Все! – сказал Жмуркин. – Снежана, чай скоро?

– Скоро, – ответила Снежана. – Хочу еще хлеба пожарить.

Снежана проверила самовар и отправилась жарить хлеб, остальные разбрелись по сторонам, Александра взяла меня за руку и отвела в сторону. Дитер тащился за нами и рисовал Александру с новой прической.