– Встаём, чего шуметь-то?

Боцман держался за скулу и сплёвывал. «Дед» вышел, толкнул его обратно в каюту и поднялся ко мне. Лицо у него было белое, страшное, на лбу выступили крупные капли. Он дышал хрипло и вдруг закрыл глаза, навалился на меня – тяжёлый и вялый. Я хотел его посадить на трап. Но он отдышался.

– Ничего, – сказал, – подымутся, не могут не подняться. Повезло нам с этим шотландцем.

– Как ты? Стоять можешь? Плохо тебе?

– Стою… Проследить надо, чтоб все вышли.

Он опять спустился. Там шла уже мирная возня, хотя кто-то ещё поругивался, отводил душу, – но поднимались, как на выметку.

В кап вылез дрифтер – с помятой рожей. Стоял, ёжился, грел руки под мышками, а варежки зажал между колен.

– Всё, дриф, – сказал я ему. – Труба твоему сизалю.

Он спросил равнодушно:

– Сети обрубил? И дурак. Такая рыба сидела. Ты буй-то хоть привязал, горящий?

– А что он их – удержит?

– Подобрали бы… Если живы будем.

– Где? На скалах?

Вылез в кап бондарь.

– Слыхал? – дрифтер его спросил. – Отличился наш Сеня-вожаковый, порядок угробил. Всю команду без коньяка оставил.

Бондарь покосился на меня со злобой. Ещё он после свалки не остыл.

– Допрыгался, падло? Один за всех решил? Валяй, только я тебе в тюрягу передачки не понесу, не жди. – Потом увидел моё растерзанное плечо и сказал, глядя в сторону: – Растирай, а то рука онемеет. Будешь ты нам помощник!

Боцман тоже поднялся, покачался с ноги на ногу.

– Вот дьявол-то паршивый, – сказал с удивлением, – нашёл же время тонуть! Ну, чо стоим? Раз уж не спим, работать будем.

– Сейчас «дед» цэу даст, – сказал дрифтер.