— Потрясён и вдохновлён вашим патриотизмом! Это знакомство — большая честь для меня, — Юсупов не отпускал руку депутата, глядя ему прямо в глаза. — Буду признателен, если вы уделите мне время для беседы. Дело впрямую касается избавления России от Гришки.
Глава XI. Британцы на Итальянской
Глава XI. Британцы на Итальянской
Этим ноябрьским вечером в столичном Благородном собрании ждали выступления Шаляпина — он теперь часто наезжал в Петроград. Свой московский особняк на Новинском бульваре Фёдор Иванович отдал под госпиталь. Просторный дом, где в прежние времена не было отбою от гостей, заполнили раненые солдаты и сёстры милосердия. По мраморным полам, доселе знавшим лишь фланирующий бомонд, загремели подковами армейских ботинок сумрачные санитары с носилками и мешками окровавленных бинтов. Вместо щекочущих ноздри ароматов дорогих сигар, изысканных вин и тонкого парфюма — в особняке установился тошнотворный запах больницы.
Европа воевала, ей стало не до ангажементов, а в Америку Фёдор Иванович не стремился, и его всемирно известный бас всё чаще стал звучать под сводами госпиталей. Он услаждал слух тамошней публики — израненных и увечных солдат. Ариями Бориса Годунова, Филиппа Испанского и Мефистофеля тешил тех, кто в жизни и не слыхали ничего, кроме задиристых частушек под гармошку.
Лето шестнадцатого года Шаляпин провёл в крымском имении своего приятеля и поклонника. Купался, загорал и притом работал вместе с Максимом Горьким над автобиографической книгой. С казённой сцены Фёдор Иванович ушёл окончательно. Он разъезжал повсюду с французским бульдогом по кличке Ройка и пел только в антрепризе Аксарина или частной опере Зимина. А ещё давал благотворительные концерты в пользу раненых. Такие, как сегодняшний — в Благородном собрании на Итальянской улице.
Автомобиль подвёз Феликса Юсупова к парадному входу. Через просторную лоджию князь прошёл внутрь, сдал форменное драповое пальто в гардероб и покрутился в вестибюле перед зеркалом, не забывая раскланиваться со знакомыми. За время учёбы на курсах Пажеского корпуса Юсупов сперва привык, а потом и полюбил военную форму — пошитую, конечно, лучшим столичным портным и напоминавшую о былых маскарадах. Князь сверкнул погонами с императорским вензелем, поправил белую портупею; одёрнул мундир, который и без того сидел на его ладной фигуре как влитой, и по широкой лестнице двинулся в фойе второго этажа, к зрительному залу.
Проходя мимо ящика для пожертвований, Феликс щедро опустил в прорезь несколько крупных купюр. Взгляд князя рассеянно скользил по изящной мраморной отделке, колоннам и живописному панно на потолке, изображавшему Диану-охотницу. Столичный бомонд не успел в полной мере насладиться великолепным дворцом: его достроили только в начале войны. И надпись на новеньком фасаде сообщала уже о том, что это Дом