Светлый фон

Дмитрий Павлович убрал револьвер в кобуру и нервно усмехнулся.

— Плохо, что вы тоже стреляли, — продолжал британец. — Но хорошо, что у вас револьвер: по крайней мере, следов не оставили. А вот Владимиру Митрофановичу придётся собрать все гильзы.

— Не успеет, — мотнул головой Рейнер, и он был прав. Городовой, которого они с Келлом издалека видели в Максимилиановском переулке, наверняка тоже слышал стрельбу. Конечно, бегать он не станет, но пойдёт на звук, осматривая по дороге дома, и минут через десять, или пятнадцать, или через полчаса всё равно доберётся до Юсуповского дворца. А может статься, первыми полюбопытствуют из соседнего полицейского участка…

— Гильзы не так важны. Есть у меня мысль, если позволите, — сказал лейтенант. — Только тело надо убрать, и ещё нужна дворовая собака. Немедленно. Где Феликс?

Когда Дмитрий Павлович с Пуришкевичем выбежали из кабинета, Юсупов остался один. Перед глазами стоял змеиный взгляд Распутина, падающая на бороду пена, окровавленный кулак с зажатым в нём погоном… Ещё мутило от мешанины запахов крови, «Вербены» и винного перегара.

Феликс вытер слёзы. Взгляд его наткнулся на лежащие в углу небольшие гантели, привезённые из Англии, с которыми он порой делал гимнастику. Обрезиненные чугунные болванки вызвали в памяти слова Келла о том, что Оскар убил бы Распутина кастетом. Феликс поднял гантель. Два фунта удобно легли в руку и сообщили ей приятную тяжесть. Если бы эта штука подвернулась ему там, в подвале, — всё было бы кончено разом!

С гантелью в кулаке князь бросился тем же путём, что и Дмитрий Павлович. Миновав пустую переднюю и распахнув парадную дверь, Феликс успел сделать лишь несколько шагов, поскользнулся и вылетел на мостовую — прямо перед проезжавшим автомобилем…

…который взвизгнул тормозами и вильнул в сторону. Его понесло по обледенелой мостовой, а потом развернуло; лимузин уткнулся в поребрик и замер. Двигатель заглох.

— Лиличка, Лиличка! Ты цела? — спрашивал Маяковский, а перепуганная Лиля только скулила, баюкая ушибленную руку. — Миленькая моя, прости, прости!

Володя закашлялся. Грудь болела от удара об руль. Надо посмотреть, жив ли тот, кто бросился под колёса и лежал теперь в снегу…

Чехарда событий перепутала мысли в контуженной голове Сухотина. Каких-то несколько часов назад, сопровождая Дмитрия Павловича с великой княжной, поручик приехал во дворец. Посмотрел на Пуришкевича, о котором давеча слыхал солёный анекдотец. Изловчился и взял автограф у самой Веры Каралли — то-то в полку завидовать будут! Поболтал с иностранным доктором и угощался вином в передней, ожидая распоряжений, когда что-то изменилось. Рассерженные дамы уехали, а Дмитрий Павлович вдруг бросился бежать и вместе с Пуришкевичем расстрелял во дворе человека. Великий князь с депутатом Государственной думы изрешетили пулями безоружного — и кого?! Когда Сухотин признал в убитом Распутина, он растерялся.