Полуденный пушечный выстрел на Петропавловке — ничто по сравнению с выстрелом ночью во дворе. Грохот хлестнул по ушам. Дребезгом откликнулись оконные стёкла. В саду подняли картавый грай разбуженные вороны, откуда-то истеричным лаем ответила собака. Но главное — пуля срикошетила от стены: Пуришкевич промахнулся. И тут же, забыв про всё, чему научился в тире, опять судорожно рванул спусковой крючок…

…а Распутин уже был совсем близко к воротам. Пуришкевич мог догнать его и оглушить ударом тяжёлого пистолета или пристрелить на месте, только ноги словно приросли к земле. На лысине леденела испарина, а в раскалённом мозгу бились обрывки мыслей. Где Дмитрий Павлович? Где Юсупов? Где все? Почему бросили его одного?

Депутат зарычал и вцепился зубами в кисть левой руки. Пронзительная боль и солёный вкус крови привели его в чувство. Даже азарт какой-то появился. Князь говорил: интересное ощущение, когда стреляешь в человека. Наверное, он хотел сказать — когда попадаешь! Двумя руками Пуришкевич снова поднял пистолет, задержал дыхание, прицелился и выстрелил — раз, другой…

Дмитрий Павлович пролетел по дворцу до передней, на бегу окликнул Сухотина и выскочил из парадного подъезда. Ещё не утих звон оброненного поручиком бокала, ещё не замерли на каменном полу брызги хрусталя, а Сухотин уже мчался следом за великим князем по набережной вдоль садовой решётки…

…через которую Дмитрий Павлович увидал Распутина — во дворе маячила приметная васильковая рубаха. Два выстрела раскололи тишину, и великий князь в сердцах выругался. Пуришкевич и впрямь конченый идиот! Он должен был догнать полуживого Гришку и сшибить с ног, как делают на охоте меделянские собаки, а не полошить стрельбой всю округу! На бегу Дмитрий Павлович расстегнул кобуру — всё равно терять уже нечего…

…а когда раздались новые выстрелы, великий князь понял, что не может остановиться. Скользкие подмётки кавалерийских сапог выносили его по льду тротуара прямо на линию огня. Недоставало только схватить пулю от Пуришкевича…

…которого раззадорил вкус крови: теперь оба выстрела достигли цели. Распутин хрипло вскрикнул и дёрнулся. Девятимиллиметровые пули с такого расстояния бьют наповал, но калибр у «сэвиджа» — семь шестьдесят пять, как у княжеского «браунинга», и мужик продолжал держаться на ногах.

Лишь чудом Пуришкевич не спустил курок снова — господь миловал. Потому что в створе ворот, скользя по льду, словно уличный мальчишка, показался Дмитрий Павлович с револьвером в руке. И последние шаги в своей жизни Распутин сделал навстречу великому князю.