Таких умоляющих, униженных глаз Токарев не видел за всю свою немалую практику.

— Что?

— Пожалуйста! — тихо сказал Баженов. — Пожалуйста.

— Хорошо, только недолго.

Забыв, что прикован, убийца резко дернул вверх правую руку. Полукольца наручников зажали запястье еще сильнее, громко лязгнуло железо. Токарев сам поднес трубку к уху Баженова, но тот не мог говорить. По его круглым, полным щекам катились слезы, горло перехватило.

— Да, Валюша. Да, — прошипел он. — Нет, все нормально, просто соскучился.

Токарев не слышал вопросов Вали, только отдельные громкие слова удавалось разобрать.

— Не знаю, — сквозь силу шептал преступник, проталкивая в горле ком. — Пока ничего не могу сказать. Проснулась? Требует? Ну, дай.

Искаженный динамиком телефона, из трубки донесся писк:

— Папа! Папа пришел! — потом какая-то тарабарщина, имитирующая разговор. Потом снова: — Папа пришел! Где папа? А, мама?

Токарев отнял руку с телефоном, сказал:

— Всё, Валя, больше не могу позволить. Позвоню. Как только что-то станет ясно, позвоню или зайду. До свидания.

Он молча смотрел на содрогающегося в рыданиях убийцу, который спрятал лицо в ладонях, низко наклонившись к столу. Когда звуки ослабли, сказал:

— А ты говоришь, без разницы, что десять лет, что пожизненное.

— Я этого не говорил, — Баженов поднял голову. Подсохшая было кровь размочилась слезами и размазалась по лицу. Теперь он напоминал персонажа из фильмов ужасов.

— Не говорил, но я так понял.

Баженов выпрямился, утер лицо, отдышался. С недоумением посмотрел на вымазанные кровью руки и машинально вытер их одну о другую.

— Я все расскажу, — задумчиво, но твердо произнес он. — При одном условии.

— Что?

— Свидание с семьей. С женой и Лизой. Час.