Доктор, выглядевший встревоженным, опустил взгляд.

— Нет, он ничего не сможет рассказать, — задумчиво продолжил я. — Дело в том, что в его мозгу нет критериев для сравнения. В его памяти, существующей даже в совершенно ненормальных условиях, отсутствует такой эталон для сопоставления всего, что он видит и помнит, как сравнение. Он захочет крикнуть окружающему его мраку, что только что видел нечто, не похожее на постоянно окружающий его мрак, но окажется неспособным произнести хотя бы слово. Новые образы будут беспомощно блуждать в пустыне его мозга, безуспешно пытаясь найти словесное выражение увиденному.

— Тебе, наверное, стоит… — попытался перебить меня доктор.

— Прошу вас, позвольте мне продолжить, доктор. Разве вы не чувствуете, что я нахожусь в пропасти, куда вы безуспешно пытаетесь спустить лестницу или бросить веревку, чтобы помочь мне выбраться на поверхность? Но, несмотря на страстное желание сообщить о произошедшем, рассказать свою жизнь, прожитую за один час, моя тайна останется со мной, и только отзвуки непроизнесенных слов будут глухо отзываться в моем сердце. Но если предположить, что за этот час я испытал или удивительный восторг, или ужасную боль, то сохранятся ли у меня воспоминания об этом? Уверяю вас, они сохранятся.

Но, поскольку эти ощущения боли или наслаждения были абстрактными и переживались только в душе, я всего лишь смогу крикнуть, что пережил нечто печальное или радостное.

— Мой малыш, — сказал доктор, — я не хочу обижать тебя, но ты рассуждаешь не как юноша, которому скоро исполнится двадцать лет, а как пятнадцатилетний мальчуган, прочитавший тайком от своего доктора несколько умных книжек.

И к чему нас приведут твои рассуждения, мой мальчик? Эти метафизические шарады утомляют мозг и только портят нам такой приятный сегодняшний вечер.

— Доктор, я всего лишь пытаюсь сказать вам, что все эти годы я жил в ином мире, совершенно не похожем на тот мир, в котором мы живем сейчас, и о котором я ничего не могу рассказать, потому что я чувствую себя пленником темной сферы… Ничего, ничего… Единственное, что осталось у меня — это абстрактная память, которую я с иронией называю памятью души.

— И только?.. — спросил доктор, вытирая проступивший у него на лбу обильный пот. — Только это?..

— Еще страх, невыразимый ужас, нечто невероятное, отвратительное.

Доктор Санторикс расстался с нами гораздо позже, чем рассчитывал.

Он не только постоянно дежурил возле меня; он стоял на страже возле моего разума. Он старался предугадывать мои мысли, утомляя меня широчайшим набором развлечений: рыбная ловля, теннис, бесконечные карточные партии, домино, триктрак, шашки… Но он отклонял шахматы, хотя и достаточно популярные в Голландии.