Неожиданно возникшее неприятное ощущение становилось все более и более навязчивым.

Я отодвинулся от продолжающего вибрировать тела Марты. В сгустившихся сумерках язычок спиртовки заметно увеличился. Кофейник принялся негромко бормотать свою ритуальную песенку.

В зале для посетителей кто-то негромко откашлялся. Я вышел из-за стойки и оказался нос к носу с господином Герритом Хоутпенном, занимавшимся, как я запомнил, коммерческой информацией и морской страховкой.

Он ничуть не удивился моему появлению из глубины частной половины «Лукавого китайца» и его приветствие выглядело столь же непринужденным, как и обычно.

— Я надеялся увидеть вас здесь, — начал он. — Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезным?

Я удивился.

— Но я не имею ни малейшего отношения к коммерции и не являюсь арматором!

— Да, конечно, эти два направления указаны в моей визитке, но я оказываю помощь по гораздо более широкому спектру видов деятельности.

— Пусть так, но я все равно не понимаю, чем же вы можете быть мне полезным?

— Вы не доверяете мне?

Марта бесшумно возникла за стойкой; выдававшие утомление темные круги под глазами делали ее глаза огромными. Господин Хоутпенн сам принес на наш столик два стаканчика можжевеловой водки.

— Вы не доверяете мне? — повторил он.

Чего он хотел от меня?

Очевидно, на мое общение с Мартой ушло довольно много времени, так как тихая улица за окнами бара заметно потемнела. Господин Хоутпенн в очередной раз наполнил наши стаканы. Потом он достал из своего портфеля бюллетень, в котором был заполнен какой-то вопросник. Я залпом опрокинул свой стаканчик.

— Как я вижу, вы крепко выпиваете, мсье Жак, — сказал он, и добавил, наклонившись ко мне: — Здесь довольно темно, но все же приглядитесь к Марте, она мне напоминает…

— Ну, ты! — воскликнул я, и неожиданно вспомнил, что однажды в определенной ситуации уже издал такой же возглас.

В сумраке возникли два языка огня, тянущиеся к потолку.

— Боск, мерзкий Боск, — заорал я, — я рассчитаюсь с тобой!

Я почти не различал его лицо в темноте, но услышал, как он ухмыльнулся:

— Бедный малыш, ты так и не научился правильно видеть? В этом нет ничего страшного, если прошло минут пятнадцать, но если пролетело несколько лет?