Тогда наши души принялись играть на арфах, и это оказалось роковой ошибкой; наши сердца, лишенные балансира, очутились на натянутом над пропастью канате. Жуткое достижение!
В этот момент чудесная фантасмагория оборвалась, мы вернулись на землю. Судя по всему, весьма своевременно.
Он спросил меня:
— Ты счастлива? У тебя есть друзья? Есть цветы? Конфеты?
Я убедила этого багдадского принца, что все это у меня есть. Он был разочарован — бесконечно, до страдания, так как хотел видеть меня одинокой и лишенной всего, чтобы иметь возможность одарить меня всеми мыслимыми радостями.
Чтобы отвлечься, он спросил у меня, не существовал ли когда-то в этом месте колдовской тупик.
Это можно было расценить, как нахальство — ведь неподалеку отсюда находилась улочка Дьявола.
— Что ты помнишь об этом, девочка?
— Я помню больше, чем могла бы запомнить за сотню лет.
— Стареть… Нет, нужно идти вперед, дитя мое.
Мы по-прежнему находились на извилистой улочке возле собора, башня которого закрывала небо, но под нашими ногами искрились россыпи звезд.
— Стареть…
Я снова с ужасом услышала глубокие звуки хрустального рога, которые донес до меня морской ветер, и я поняла, что тот, кто столько лет находился рядом со мной как мой немного загадочный спутник, был бессмертен.
Я увидела, что у него одно крыло белое, а другое черное.
Из своих крыльев он сделал для меня колыбель и принялся баюкать меня в этой колыбели.
Я задремала; он поцеловал мой лоб, мои губы, мои веки, поцеловал, может быть, несколько дерзко, но, скорее, с благоговением, словно перекрестил меня.
Но реальность была одновременно сном. За решеткой, окружавшей богатый особняк, дремал шекспировский сад.
Рядом с монастырем, прислонившись к нему, возвышалась изящная молельня XVIII века. Под аркой золотого винограда стояла девственница в платье для причащения. На цепочке у нее на шее висело наивное перламутровое сердечко.
Как бы это ни показалось невероятно, но из древних камней полилась музыка. В тени древних стен, сопровождаемая журчанием фонтана, зазвучала прелюдия Баха.
Он сказал: