Пошла неторопливая, однообразная жизнь. Восьмичасовой рабочий день, по средам не очень большой, но все же приличный заработок, а до остального никому не было дела.

Пока шла война, шведские рабочие, хотя большинство их и умело говорить по-немецки, этим языком пользовались неохотно, поэтому латышские эмигранты сдружиться со шведами не могли. Но и никаких недоразумений между шведскими рабочими и приезжими не возникало. В работе шведы всегда были деловиты и готовы помочь товарищу. За все месяцы, что Лейнасар проработал на заводе, между рабочими не произошло ни одной стычки или размолвки. Единственно, чего шведы не терпели, — это какого-либо отклонения от заведенного порядка и хода работы. В таких случаях они всегда были так солидарны, что любая попытка какого-нибудь новичка отличиться тут же терпела крах.

К жизни своей страны шведы проявляли большой интерес. В обеденный перерыв они с ловкостью цирковых артистов листали газеты, насчитывавшие по тридцать страниц, и за несколько секунд находили именно то, что их интересовало. А интересовали их убийства, семейные скандалы, автомобильные катастрофы, кораблекрушения. Чем подробнее расписывалась какая-нибудь сенсация, тем больший отклик она находила в читателях. Разгорались дискуссии и споры о том, как правильнее было бы поступить в данном случае, достаточно ли было причин для убийства, сделала ли полиция все, что следовало…

Поверхностно, походя читались сообщения о войне, о зверствах гитлеровцев, больших или малых политических событиях. Это все воспринималось лишь как информация и комментировалось общими короткими репликами, словно речь шла о другом мире, который находился за тридевять земель и поэтому не мог вызвать никаких страстей.

Когда обеденный перерыв кончался и рабочие шли на свои места, большие кипы газет оставлялись там, где их читали, — на стульях, подоконниках или прямо на полу. Ими уже никто не интересовался. То же самое Лейнасар наблюдал и вне завода — в троллейбусах, трамваях, кафе. Газета для шведов — мелкий, легко исчерпывающийся источник. Никому никогда не придет в голову прочесть всю эту толстую груду бумаги.

Лейнасар быстро привык к шведскому языку. Вскоре он научился строить простые фразы. Товарищи Лейнасара вовсе не были северными молчальниками. Они говорили много, но поражала их лексика. Очень невелик был набор слов. Всюду и при всех обстоятельствах они широко пользовались словом «черт» — «фан». Еще на торфяном болоте и в мастерской двух компаньонов Лейнасар обратил внимание на бесконечное чертыхание. По крайней мере, каждое второе предложение начиналось словами «фы фан!» («к черту!»).