— Ричард! Ричард! — прошептала Сильвия. — Господи, как холодно, — сказала она, и я почувствовал, как она скользнула под одеяло и легла рядом. Мгновение мы просто лежали, возможно, оба удивленные происходящим, но затем я потянулся к ней, а она слегка засопела и устроилась в моих объятия. — Я не могла оставить тебя здесь, — прошептала она. — Одеяло было из толстого меха, на атласной подкладке, и как сказала Сильвия, из шкафа хозяйки. — У нее четыре одеяла, ей оно не нужно. И оно тёплое, нам оно нужнее.

Стало тепло, а мы так нуждались в нём. А позже, сложно сказать, насколько позже, мы заснули.

Во многих пьесах приходит момент, когда всё оказывается на грани катастрофы, и совершенно неожиданно на сцене появляется персонаж, который всё исправит. Мой персонаж Эмилия делает это в «Комедии ошибок». Её давно потерянный муж был обречён на смерть, но Эмилия появляется как раз вовремя, чтобы его спасти.

«Я привела к тебе, великий герцог, — восклицает она, — несчастного, терпящего от всех гонение!»

Помню, как впервые играл Эмилию, думая, что простолюдины никогда не поверят в её неожиданное вмешательство. Она аббатиса, считает себя вдовой и верит, что её муж и один из двух сыновей утонули. Она оплакивает их многие годы, а затем совершенно неожиданно и муж, и сын находятся в Эфесе. Эгеона, мужа, вот-вот казнят, но аббатиса Эмилия бросается на сцену и выкрикивает, признавая его: «Вот, государь, обиженный жестоко!» Семья неожиданно воссоединяется, казнь предотвращена, устраивают пир, публика в слезах, но это слёзы счастья, а не горя. Я помню Ричарда Бёрбеджа, игравшего потерянного сына. Когда мы репетировали эту сцену, он относился к ней с презрением. 

— Жизнь не такая! — сказал он моему брату. — Это слишком своевременно, слишком удобно!

— Это театр, — возразил брат, — а мы торгуем мечтами. 

И он был прав. Публика никогда не потешалась над внезапным вмешательством аббатисы, вместо этого люди вздыхали с облегчением, улыбались, заливались слезами, они были счастливы!

Я нуждался в Эмилии. Мне нужна была героиня, воскликнувшая: «Вот, государь, обиженный жестоко!». На эту ночь я был в безопасности, но у нас осталась только одна репетиция в большом зале, после чего мне придется покинуть особняк, рискуя подвергнуться аресту.

— Я что-нибудь придумаю, — сказала Сильвия, но предложила лишь спрятаться в доме своих родителей.

— Тогда их тоже арестуют, — сказал я.

— Господи боже, нет, — прошептала она.

Мне нужна была Эмилия, и вместо этого меня обнаружили Клык и Грязнуля. Сильвия оставила меня в ночной темноте, прошептав, что ей нужно зажечь камины. Она поцеловала меня.