Двое конюхов распростерлись на полу, на зеленых кафтанах расплывались темно-вишневые пятна.

— Узнаешь одежку? — спросил Муха. — А ты говоришь — заночевали… А вон и лошадки знакомые!

Лошади вели себя беспокойно, топчась и пофыркивая, раздувая ноздри — запах пороха и крови тревожил их.

Муха убрал пистолеты за пояс и подошел к куче сена у дальней стены.

Вытащил из сумки флягу, полил. Затем извлек трут, чиркнул кресалом, и подул.

Вскоре на стоге заплясали язычки пламени, повалил дым.

— Вот и добре, — проговорил Муха. — Теперь, — продолжил он, оборачиваясь к Ярославу, — пойдет самая потеха!

Пламя стремительно разгоралось, через приоткрытую дверь сквозило холодом.

— Лошадей, — бросил Муха, открывая ближайший к нему загон. Обезумевшие лошади одна за другой устремлялись к дверям.

— Бежим!

Они выскочили из конюшни, над крышей которой уже поднимался столб дыма и, пригнувшись, побежали к часовне, стоявшей неподалеку. Едва они успели заскочить в неё, ночную тишину прорезал первый крик: — Пожар!

* * *

Ирина осторожно спускалась по лестнице, держась рукой за стену. В другой она сжимала кинжал, на всякий случай выставив его перед собой.

На втором этаже тоже никого не было. Она прошла через залу, устланную коврами, мимо сундуков и лавок, под взглядами ликов святых, взиравших на неё с огромного, во всю стену иконостаса.

Здесь было немного светлее от огня лампад, горящих перед иконами.

Лестница, ведущая на первый этаж казалась пустой, она сбежала по ней и оказалась в столовой зале.

Запах дыма ощущался тут уже гораздо сильнее; на противоположном конце комнаты виднелась открытая дверь — судя по всему, пожар был где-то снаружи, во дворе.

Ирина направилась к ней, но, внезапно, откуда-то из угла, отделилась тень и двинулась ей навстречу.

Её сторож, немой охранник, перегородил ей дорогу, растопырив руки.

Ирина вздохнула и сжала крепче рукоять кинжала.