— Нет… Отключайте.

Пока Ксюша, с тревогой поглядывая на него, возится с аппаратурой и трубками, он молча стоит рядом.

Потом садится на кровать, вглядываясь в черты родного лица, измененного болезнью до неузнаваемости.

Тонкая, исхудалая ладонь словно тает в его руках.

Кажется, кто-то что-то говорит ему, он безучастно кивает. И снова — тишина. За окнами палаты пробиваются первые лучи восходящего солнца. Его первого дня без неё. Без Настасьи.

* * *

— Яган!

Коган вздрогнул, выныривая из омута воспоминаний.

Разъяренный Симеон Годунов навис над ним, словно грозовая туча. Глаза, налитые кровью, сверкали молниями, всклокоченная борода мелко тряслась.

— Симеон Никитич… — пробормотал Коган, в недоумении переводя взгляд на высящихся за начальником Тайного приказа стрельцов с каменными физиономиями.

— Ты! — Симеон, казалось, захлебывался гневом. — Вы! Я вас, приблуд окаянных, от пыток избавил, добром и лаской окружил, к царским покоям допустил — и вот чем вы мне отплатили?! Змеиный клубок на груди пригрел!

— Что случилось? — Коган еще ничего не понимал, но сердце кольнуло страхом. — Где царевна?

— Царевна где?! Это ты мне скажи, лукавый знахарь! Где Ксения, и твой волхв, и конюх?!

Коган побледнел. Что могло пойти не так?