Колесо совершило еще пол-оборота, и боль в сухожилиях стала почти нестерпимой — ремни натянулись еще выше, и Коган вытянулся на цыпочках, одновременно пытаясь напрячь мышцы, чтобы хоть немного ослабить нагрузку на суставы.
Симеон внимательно наблюдал за ним; сняв со стены факел, он поднес его к лицу Когана так близко, что жар опалил волосы на бороде.
— Поверь, Яган, — проговорил он, — дальше хуже будет. Все-равно расскажешь всё, что знаешь, и чего не знаешь — тоже.
И Коган сдался.
— В Путивль они идти хотели, — кривясь от боли, выдохнул он, — Ярославу нужен был Юшка, чтобы назад, в свое время вернуться…
Симеон нахмурился. — Это как же? — недоверчиво переспросил он. — Как ему Юшка в том поможет?
— Не ведаю, Симеон Никитич, — Коган потряс головой. — Крест какой-то у Юшки должен быть, с помощью которого во времена наши обратно вернуться можно будет…
— Хм, — Симеон убрал факел. — А Ксения что же? Зачем она с ними бежала? Или, может, и не бежала вовсе?
— Не ведаю, — снова повторил Коган. — Не было такого уговора. Она просто Юшку должна была из тюрьмы спасти…
— Не ведаешь! — со злостью передразнил Симеон Когана, и вдруг ткнул факелом ему в бороду.
Коган вскрикнул, отшатнувшись, ремни со скрипом натянулись, от боли в рвущихся связках потемнело в глазах, в нос ударил запах паленых волос.
— За измену подлую казнить тебя надобно смертью лютою, — донесся до него голос Симеона. — Но пока поживешь, пожалуй. Повисишь немного, может, чего полезного вспомнишь, такого, что поможет тебе шкуру твою паленую спасти, если к тому времени от неё еще что-нибудь останется…
Колесо снова заскрипело, и из груди Когана вырвался надсадный истошный вопль.
* * *
Он пришел в себя от того, что ледяная вода стекала по его лицу и груди, кожа горела, словно в неё впивались сотни ледяных игл.
— Очухался, кажись, — прогудел стрелец, оттесняя палача с ведром в руках.
Проморгавшись, Коган хотел протереть глаза, но плечи и позвоночник тут же отозвались пронзительной болью.
Второй палач за его спиной положил руки ему на плечи — Коган вскрикнул, когда в суставах что-то щелкнуло.
— Поднимите его! — не глядя бросил Симеон. Он, набычившись, уставился на рослого стрельца, с каменным лицом скрестившего руки на груди.
Двое палачей, подхватив Когана, поставили его на ноги.