Второй удар был не нужен. Еще добивались отдельные ватаги, уже русичи, соскочив с седел, дорезали раненых печенегов, когда Гуща, воин из полусотни Звана в монзыревской дружине, соскочив с лошади, наклонился над раненым седым степняком. Старик спокойно смотрел, как урус достает засапожный нож, наклоняется над ним. Он с усилием, заплетаясь в словах, произнес на русском языке:

– Подожди, витязь, успеешь еще, я – вождь погибшего отряда. Перед тем, как умереть, хочу увидеть русского лиса.

– Кого? – не понял дружинник.

– Вождя тех, кто приходил к нам в степь, – Цопону было тяжко говорить, стрела пробила ему легкое с правой стороны тела, поэтому он и не попал под смертоносный удар конницы.

– Э-хе-хе! Где ж я тебе его в этой кутерьме-то искать буду? Русан! – окликнул он всадника, проезжавшего мимо. – Русан, ты сотника Горбыля не видел ли?

– Да, он у балки, со своим выводком.

– Слушай, проскочи по дружбе к балке. Скажи, тут его пораненный печенег просит прийти.

– Да зачем? Добей и всего делов.

– Сгоняй, а-а? Видишь, человек перед смертью сказать чего хочет.

– Ладно.

Сашка прискакал не один, а в сопровождении своих пацанов. Соскочив с лошади, коротко бросил Гуще:

– Спасибо, брат!

Наклонился над кочевником. Тот, устало приоткрыл глаза, почувствовав дыхание от приблизившегося чужого лица.

– Чего тебе надобно, старче?

– Это ты, тот степной лис, за кем я гонялся по своей степи?

– Я. А ты, стало быть, тот старый маразматик, от которого у меня было столько проблем?

– Я Цопон, старейшина в роду малого князя Азама, – уже еле двигая языком, промолвил старик и потерял сознание.

– Э-э, нет, так дело не пойдет. Парни, ну-ка помогите печенежского деда в Рыбное довезти. Пусть его там знахарь попользует, глядишь, откачаем.

– Батька, так он же ворог, – возмутился один из отроков.

– Ворогом, Осьмун, он был, когда был здоров. А сейчас он мне живым нужен. Короче, везите в Рыбное, старик крепкий, оклемается.