"Лорин" выкатил в ворота, Катрин помахала на прощание скорбному заведению и стоящим на крыльце не самым плохим людям.

Из-под гроба на заднем сидении, одним глазом, но весьма возмущенно смотрела покойница. Ну да, в такую трагическую минуту и флиртуют бессердечные скорбящие.

— Потеря наша невосполнима, но жизнь есть жизнь, — вздохнула Катрин. — Цепляемся за мирское, тщетно пытаемся утешиться в мелочах. Но скорбим и безутешны!

— Ага! — подтвердил пилот.

— Ты, Николай, серьезнее. Вздумаешь так лыбиться, отгребешь уйму неприятностей.

— Что ж я, не понимаю?

— Если понимаешь, так думай о насущном. Ничего особо веселого сейчас в Питере нет. Кстати, как там сирота?

— Какая сирота? — юный водитель полностью сосредоточился на баранке.

— Та самая. Заезжал ведь?

— Ну, мне по пути было. Крупы малость завез, лампу…

— Это правильно, — Катрин полезла в карман галифе, выковыряла растрепанные банкноты. Сзади передали еще жменю "керенок" и николаевских.

— Что это вы?! — принялся возражать Колька. — Мы и сами человека способны поддержать. Она, вообще-то и сама держится. Стойкая девчонка.

— Это хорошо. С папаней ее нехорошо вышло. Провизии купишь, дров, мы не обеднеем…

Занозистый гроб пришлось прислонить к ограде зажиточного особнячка — наверное, хозяева дурным намеком воспримут, но кому сейчас легко?

К машине Катрин вернулась в компании коренастого матроса.

— Давай, Николай, на Николаевский вокзал взглянем, а потом к Эрмитажу. Есть у нас там дело музейного характера.

Водитель покосился на сурового кронштадтца, но от вопросов благоразумно воздержался.

"Лорин" покрутился на площади Николаевского вокзала, чуть задержался у багажного отделения, гукнул на извозчиков, — патрули известную машину должны запомнить, а уж каким именно образом и куда отбыло тело — пусть останется загадкой.

Катрин глянула на часы — время поджимало. Давно уже в Эрмитаже должны быть. Не засада получается, а ерунда.

По сути, операция против Иванова задумывалась примитивной, основанной на непроверенных предположениях и догадках. Имелось мнение, что раненого "расписного" в кирхе св. Анны добил тамошний служитель культа. Настоящий был пастор или ряженый, уже не суть важно. В тот момент упустили, а отлавливать позже было уже бессмысленно — отопрется, доказательств никаких. Да и смысл вытрясать устаревшие сведения о диверсантах — сомнителен. Странный "Иванов" и его разрисованные люди, о которых толком ничего не знали и кураторы групп боевиков, наверняка сменил место базирования. Конечно, резервы Иванова иссякали — на начало операции у него имелось около десятка или чуть больше татуированных "штыков", малоценных для действий в городе, в связи с безъязыкостью и полным незнанием питерских реалий. Отыскать этих молчунов, практически не выходящих на улицу, было невозможно.