— Теперь твоя очередь, Маньяк, — шепнул Константин на ухо ведьмаку.
— Я ж не лекарь, — попытался было увильнуть тот, но затем с тяжким вздохом принялся за работу.
— И за чье здравие моя Вейка свечи в церкви ставить должна? — раздался молодой женский голос.
Константин обернулся и увидел ту, что держала на своих коленях голову пострадавшей. Кокетливо приталенный кожушок был обшит дорогой багряной с синеватой искоркой тканью. На ногах у нее были еще более яркие, алого цвета, сафьяновые сапожки. Волосы молодой женщины были надежно упрятаны под убрусом, а сверху круглой шапочкой собольего меха.
Впрочем, головной убор был надет так искусно, что не скрывал ни очелья, богато изукрашенного жемчугом и золотым шитьем, ни золотых ромбовидных височных колец, спускавшихся аж до самых скул. На вид женщине, впрочем, какое там, скорее девушке, было никак не больше двадцати двух — двадцати трех лет.
Ее лицо… С ярким румянцем во всю щеку, с точеным носиком, полными, чувственными губами, а главное — искристо-синими, цвета рассветного неба глазами, оно представляло собой такую совершенную гармонию, что хотелось вечно любоваться им, не отрывая глаз. Его не портила даже маленькая поперечная полоска на переносице — не иначе как девушка частенько хмурила брови.
— А-а-а… э-э-э, мы вот… едем… туда… торг… и… вообще… — проблеял он наконец нечто нечленораздельное, махнув рукой в сторону Твери.
«Красноречивый» ответ Константина, судя по всему, очень понравился молодой боярышне, как успел окрестить ее про себя рязанский князь. Прекрасно понимая, чем именно вызвано его косноязычие, она поначалу заливисто засмеялась, потом смущенно опустила глаза, и вдруг ресницы резко вскинулись вверх, и его вновь окунуло в бескрайнюю небесную синеву.
Это был точно рассчитанный залп. Десятки авиапушек самого тяжелого калибра в упор расстреливали беззащитный «кукурузник» Константина. Таких пробоин он не получал никогда в жизни и теперь неотвратимо пикировал, падая все ниже и ниже в бездонный омут васильковых глаз незнакомки.
— А мне, вам, кто, у кого, то есть за кого свечу, я тоже? — совершенно непринужденно поинтересовался он.
Навряд ли на его столь «ясный» вопрос сумел бы дать ответ даже прославленный Шерлок Холмс, но, как ни странно, та сразу же его поняла. Поняла и удивилась, хотя, может, просто сделала вид — женщины, они такие.
— Я же сказывала — Вейкой мою холопку кличут.
Константин начинал постепенно выныривать из пучины, но выныривать только для того, чтобы увидеть над головой синее небо, столь же бездонное, как и омут.