Да, не был ныне бог милостив к разбойному люду. Он ведь как заповедал — «не убий». А коль ты нарушаешь слово его, стало быть, и тебе самому нечего на этом свете делать, ибо убивец у хорошей власти не на воле гуляет и даже не в порубе сидит — из него, как ни надежны запоры, все едино — убечь можно. Нетушки. Тут самое надежное — мать сыра земля. Из нее уж никуда не денешься. Это уж потом люди стали проникаться к ночному отребью непонятной жалостью, а в старину с татями разговор вели правильный да короткий — либо в бою мечом, либо в плен. Ну тогда тот проживет подольше… на часок-другой — пока не отыщется крепкий сук да не найдется сажени две доброй веревки.

Но и самим душегубам про то было хорошо ведомо, и потому бежали они опрометью куда глаза глядят. Знать не знали, но всем нутром своим черным чуяли, что вои те, кои приближаются к Ожску, ворочаются из-под Рязани, а потому за свой град мстить будут страшно. Тут уж веревки с суком не жди — либо, привязав за ноги, лошадьми растащат, да еще не торопясь, чтоб в полной мере прочувствовал, либо к согнутым деревьям привяжут да отпустят. И что так, что эдак — конец один, страшный и мучительный.

Но не успел разбежаться почти никто. Даже тех, кто исхитрился и добрался до леса да там затаился, местные охотники все равно потом сыскали по следам. Впрочем, их уже ждал обычный сук — первую жажду мести дружинники утолили поутру.

А вот княжескому тезке, который возглавлял дружину, и повезло и нет одновременно. Он Гремислава повелел живым или мертвым взять, да утек вожак. Не успели их от Оки отрезать, так они прямо в реку вместе с конями и ухнули. И ведь стрелами вдогон били. Хорошо стреляли, кучно, прицельно, так что вместо двух десятков прыгнувших только трое на тот берег вышло, а среди них… Уж лучше бы все целыми остались, лишь бы Гремислав не выплыл, но, видать, не судьба.

Это невезение.

Зато пока вылавливали татей в лесу, двоих человек лишились — терять-то беглецам было нечего, а и заяц на охотника кидается, если его в углу зажать. А первым из этих двоих как раз и оказался Константин, потому как все время ехал впереди.

Иной кто возразит — в чем же удача? Скорее напротив. Но княжеский тезка сам смерти искал, ибо нет больше могучей ватаги татей — это хорошо. Но и Рязани нет — это плохо. И свершившееся худо перевешивает тысячу таких хорошо. И не в том дело — повелит его князь казнить или помилует, что скорее всего. Тут загвоздка в ином — как самому в княжеские глаза после случившегося глядеть. А воеводе, который ему доверился? А тем людишкам, что живы остались, но родичей лишились?