— А ежели поведать, что нет его во граде?

— Не поверит, — отмахнулся Сергий. — Да и не о том мыслите. Эвон куда гляньте. — И он рукой указал туда, где по-прежнему рубили двери в хранилище, причем, судя по хрусту древесины, железо уже поддалось под топорами, так что взломщикам оставалось совсем недолго, чтобы проникнуть внутрь.

Правда, пройти далеко вглубь у них не получится — всего лишь через половину сажени ждала другая дверь, да вот беда — вторая, хоть и такая же крепкая, как и первая, но рано или поздно тоже рухнет под топорами, и что тогда делать?

Огласив свою уступку, Гремислав выжидал недолго — минут десять, а затем, сердито поморщившись, махнул рукой, ибо как ни крути, но выходило, что без штурма не обойтись.

Поначалу ему и впрямь показалось, что удастся взломать городские врата. К тому же была надежда, что у третьей сотни, посланной им в обход, получится незаметно забраться на стену и ударить в спину защитникам города. Но и Сергий не дремал. Лихорадочно вспоминая все, что ему ранее доводилось слышать от верховного воеводы, он поступил именно так, как и следовало: и стрельбу раньше времени поднимать не велел, и горящие головни, дабы противник не успел погасить их, полетели вниз, лишь когда штурмующие оказались у самых ворот, а главное — еще раньше он приказал бить только по его команде и всем разом, чтоб получился дружный залп.

Так-то пострашнее будет.

И впрямь — уже после первого ватажники прочь подались. Да и то сказать — почти в упор арбалетчики били, да так метко, что из четырех передовых десятков чуть ли не половина людишек оказалась выкошена подчистую. Не все погибли, иные оказались лишь подранены, но в землю не угодило ни единого арбалетного болта, ибо каждый стрелок точно попал в выбранного им татя.

Пошли на второй приступ, ан и тут осечка. Мало того что то и дело щелкают спускаемые тетивы, да после каждого щелчка кто-то валится наземь, сраженный железной стрелой, а тут еще и грохот страшенный раздался и молоньи невесть откуда ударили. И так метко, что еще с десяток головорезов сгинуло навеки, да столько же, жалобно стеная, на земле валяться остались. Не иначе как сам Перун в гости пожаловал, а уж на чью сторону встал — тут и к гадалке не ходи. Вон они, лежат родимые, и все как один из штурмующих.

Вдобавок молоньи эти еще и ямины огромадные в земле пробили, да не одну, а пяток. Из ямин же тех дым повалил — черный такой, удушливый, горьковато-кислый и серой приванивает. А ведь всем ведомо, что такая воня только из пекла может быть, где сера круглый год в адских кострах полыхает. Получается, что ямины те не простые, но дыры, кои в преисподнюю ведут, чтоб чертям сподручнее было свежих покойничков в гости к себе затаскивать. Опа, а вон и чья-то черная рука из ямы высунулась, пытается наружу выбраться. Господи, зришь ли ты раскаяние искреннее?! Спаси и сохрани, не дай грешным душам получить все, что они заслужили!