Спал плохо — мешал рокот орудийный с другого конца лагеря. Орудия лупили почти всю ночь, зачем, почему, в кого? Ведь темно же? И били пушки размеренно, не атака, судя по всему.

Утром проснулся от жалобного визга и ржания лошадей из центра лагеря. Животинки хотели пить и просили воды. Увы, ее и людям не хватало. Воздух был еще прохладный, но чувствовалось в нем необъяснимое, но четко говорящее — день будет жарким, а небо — безоблачным. Задудели рожки и дудки. Подъем!

И на той стороне — тоже самое. Войска готовились к решающей драке.

Потряс пустую флягу. Нежило грустно пожал плечами — вчера он украл полведра воды, но не донес — отняли злые люди. Хорошо не прибили. Ведро-то их было. И вода.

Укоризненно поглядел на нерасторопного слугу. Тот заежился, засмущался.

— Пулю сунь в рот. Меньше будет хотеться пить — посоветовал многознающий Гримельсбахер и показал зажатый между зубами серый шарик.

Вспомнилось попаданцу, что свинец ядовит и может быть опасен для организма, но потом он сообразил, что опыт у этих проходимцев большой, видно, что всякого хватили, раз советуют — стоит попробовать. Вряд ли за день успеешь отравиться всерьез. Черт, как же пить хочется! Аж зубы шуршат о щеки…

Закинул в сохлую пасть тяжелый серый шарик. Металлический привкус на языке, но вроде и впрямь — легче.

Игрок кивнул, мимолетно усмехнувшись, потом протянул неожиданно тяжелый маленький мешочек из холстины. Заглянул туда, там, сверкая блестящими поверхностями — срезами, лежали кусочки металла. Не сразу и понял, что свинец это.

— Нарубил ночью тебе картечи, как старина и велел. Держи.

— Это правда, что запрещено у вас такое? — спросил Паша, запихивая тяжелючий подарок в сумку, куда еще вчера сложил и порох и инструменты и драгоценные капсюля. Хассе посоветовал — он ожидал, что сегодня не будет времени болтаться в обоз и обратно, тартары сегодня сыграют в полную силу, тем более, что их командующий очень неосторожно вляпался вчера, попав к московитам в плен. Хан своего родича будет выручать. Осаду держать неинтересно, когда Москва ждет турецкую власть над этими землями.

— Капитан еще по-писаному зачитывал, а я все запомнил — сказал Гриммельсбахер и с важным видом заунывно продекламировал: "Когда же солдат стреляет пулей, железной или оловянной, залитой в сало, жеваной или рубленой, или разрезанной на 4 части, то ему не должно даваться никакой пощады. Всякий, кто стреляет из нарезного ствола или французской фузеи, тем самым уже лишается права на пощаду, а также те, кто стреляет железными четырёхугольными, квадратными или иными картечинами. либо пулями с зазубринами, или носит волнистые шпаги — повинны смерти".