От всего этого оторвал хрипатый рык над ухом.

— Пауль, свои заряды выпустишь по моему приказу! Без меня — только если к тебе прорвутся. В резне без тебя обойдемся, ты в резерве! — и глаза у канонира старшего такие же страховидные, как и у других компаньонов. Точно, одержимы бесами. Или даже посерьезнее — демонами. В кино бы за такое выражение актеру отвалили бы гонорар мешками, но не умеют актеры такое изобразить, не дано… Они изображают не то, что было на самом деле, а как им режиссер скажет, а сейчас среди режиссеров воевавших нету…

Ощупал нервно рукой свою сумку с патронами, на секунду обожгло глупой мыслью, что осталась где — то эта драгоценная сума, украли или потерял. Нет, все тут. Просто привык уже к этой тяжести, не ощущаешь. Шарахнулся в сторону — что-то по тяжеленному шлему брякнуло и рикошетнуло. Нет, не пуля, что-то легкое, длинное и частью деревянное — щелкнуло на рикошете характерно. Оглянулся по сторонам мельком. Сулица, дротик короткий в кровавую жижу воткнулся как раз у босых ног оттащенных в сторону мертвецов… Бросают такие дроты сблизи.

Точно, не заметил — атакующие уже на щиты лезут. Встряхнулся, чихнул от вонючего порохового дымка, который прямо с фитиля — да в ноздри попал. Прочистило немного мозги. Но все равно рубку за щитами видел плохо, мельтешило все, суетилось, а Паштет уже проснулся очумелым. И опять — чудо — бежит волна обратно, прореженная вдвое, а свои — живы, хотя раненых прибавилось. Смрад мочи старой, раскаленной до пара. Повел глазами — возятся камарады, охлаждают раскаленный ствол. А с неба солнце жарит, словно тут не Подмосковье, а Египет. И дым пороховой слоями, как туман. Водичики бы… Литра три… Попить…

Опять орут, неймется им. Четверо стрельцов, что пехотным прикрытием при пушечке, глянули неодобрительно, когда Паштет, кряхтя, влез на стрелковую приступку, попытался глянуть в амбразуру, но брякнул широким краем шлема о бревно. Все же исхитрился, посмотрел.

Мусорное поле, словно везде, куда глаз достал — свалка городская. Густо навалено всякого, сразу и не поймешь, что это трупы конские и людские. Неряшливое все какое-то. И пороховой дым стелется. Совсем похоже на горящую помойку. А много набили! Но сзади стеной — еще больше. Орда. Настоящая орда. Нескончаемая, бесчисленная, необозримая. Сверхчеловеческих размеров.

И новая волна накатывает. Пушка рявкнула. Паштету дали бахнуть из мушкета и тут же невежливо сдернули с приступки, оттащили под локти, словно боярина какого, назад. Мушкет из рук выдернули, новый поданный цапнул. Совсем неудобный, грубо сделанный, с рук не выстрелишь, подставка нужна. И опять галдящие вороны на заборе, добежали. Тут уж его совсем невежливо дернули за телегу. О, вот на нее и упор…