Все эти мысли не помешали мне начать действовать. Сопровождаемый Кацем, я вышел из кабинета и устроил форменный допрос Пахому. Этим я довёл верного дворецкого чуть ли не до слёз. Не понял мужик, какую провинность он совершил. Мой запал и жёсткие вопросы кончились, когда Пахом признался, что допустил до хозяйского телефона генерала Кондзеровского. Это случилось вскоре после того, как его величество вернулся очень расстроенный гибелью ротмистра и всадников из охранной сотни. Когда ребус сошёлся, я прекратил мучить Пахома вопросами и отдал совершенно конкретный приказ:

– Ладно, Пахом, успокойся, ты ни в чём не виноват. Но впредь никого без моего или господина Джонсона разрешения до телефонного аппарата не допускай. А сейчас быстро найди командира прибывшего подразделения поручика Силина и передай, чтобы он срочно явился к императору.

Дворецкий попытался себя повести как гвардеец – вытянуться по стойке смирно и отдать честь, и выглядело это нелепо, трогательно и смешно. А когда он после всех этих манипуляций посеменил к выходу из приёмной, я еле-еле удержался от хохота. Даже Кац, несмотря на свою выдержку, отчётливо фыркнул.

Когда мы вернулись в кабинет, то о планируемом отдыхе за бокалом с коньяком уже никто и не вспоминал. У меня было боевое настроение, а у Каца философское. Мне хотелось немедленно действовать – самому выехать арестовывать генерала Кондзеровского, о чём я и начал говорить. А мой соратник молчал и о чём-то размышлял. А когда иссяк мой словесный поток угроз и измышлений о том, как я лично на допросе буду пытать предателя, Кац ожил и заявил:

– Успокойся, Михась, не стоит гнать пургу, головой надо думать, а не кулаками действовать. Предателя, конечно, нужно задержать, но по крайней мере не тебе. Ты будущий император, и негоже повелителю такой великой державы размениваться на месть какому-то там агенту вражеского государства. Пошли какого-нибудь унтера из роты поручика Силина арестовать этого гада и не забивай свой мозг такой ерундой. Думай лучше о том что будешь говорить в Сенате после того, как он одобрит восхождение Михаила Второго на трон императора. Заучивать речь нового императора нужно, а не гоняться за германскими агентами.

– Ага, красноречивый ты наш, иди, свисти это кому-нибудь другому. Если довериться твоему отношению к случившемуся событию, то завтра не наступит никогда. Враги, в отличие от тебя, не философствуют, а действуют. Может быть, уже сейчас броневики и солдаты Кексгольмского полка готовят штурм резиденции императора.

– Да ладно чушь пороть! Сорок тыловиков и два еле ползающих броневика будут атаковать роту разведчиков, только что прибывших с фронта? Что же ты так плохо думаешь о германской агентуре? Там люди умные и расчётливые. Не будут просто так жертвовать своими людьми. Если у резидента жесткий приказ любым способом устранить Михаила, то он наверняка не будет гнать своих людей в пасть дракона, а организует засаду на дороге из Гатчины в Петроград. Сам понимаешь, что сейчас, зная о таком замысле, засада легко обнаруживается и уничтожается. Вот и нужно создать у немецкого резидента убеждение, что Михаил не догадывается о предательстве генерала Кондзеровского и убытии из обработанного его людьми Кексгольмского полка людей и броневиков. Так что нельзя сейчас арестовывать генерала Кондзеровского и подымать большую бучу по поводу дезертирства солдат и исчезновения броневиков из Кексгольмского полка. Сейчас случаи дезертирства не редкость, а с пропажей броневиков пока можно принять объяснение командира Кексгольмского полка, что они на полигоне и, по-видимому, случилась поломка двигателя (как это в последнее время часто случается) и они не смогли прибыть в расположение. Механики в полку неопытные и не могут достойно обслуживать сложную технику.