Глава 20 Июль 1402 г. Анкара. Баязид

Глава 20

Июль 1402 г. Анкара. Баязид

Конское ржанье,

Жужжание стрел,

Копий сверканье —

Желаний предел.

Мчатся стрелой —

С седел долой!

Время пришло —

Снова в седло!

…что ты сам ему сделал. Вернее – хотел сделать.

Да-да, именно так. Эти слова вспомнились вдруг Ивану уже под Анкарой—Ангорой, куда он добрался-таки и, кажется, вовремя.

Прихватив с поличным пытавшегося было бежать московита Игнашку, Иван с людьми Хвостина вскрыли наконец долго гнивший гнойник в Ферапонтовом монастыре. Убежал в леса Феофан – люди говорили, где-то в далеких чащобах вдруг объявился пустынник – истовый старец – скорее всего, то и был опальный архимандрит, скрывшийся в эрьзянских лесах от правосудия и княжьего гнева. Раничев еще попытался искать неуловимого «старца Филофея» – тут неожиданно подмогла вдовица Матрена, вспомнив, к чему сговаривала ее разбойная дева Таиська – отписать на имя старца имущество. Поразмыслив немного да порасспросив хорошенько монахов, Раничев понял – не было никакого старца, а был – боярский сын Аксен Собакин, воспользовавшийся и язычниками, и именем старца в своих гнусных корыстных целях.

Расстрига Гермоген – Афанасий – уговорился-таки с Матреной о свадьбе, по-людски порешили – по осени, как и принято везде было. Иван присутствовал на помолвке, как же без него-то? А потом, как затеплело, навалились хозяйственные заботы-дела: к севу готовиться, землицу заново измерять, восстанавливать да расширять торговый рядок у брода – хватало дел, да и помощников хватало – Хевроний-тиун, Захар Раскудряк, Лукьян, староста Никодим Рыба с сыном своим Михряем – все люди закаленные, не раз проверенные, свои. Да, Марфена-таки нашла себе суженого – Кузему-отрока – вытянулся парень к весне, силенок набрался, да попросился в дружину к Лукьяну. Вот, годок-другой – наберется ума – тут уж и оженить можно. Марфена про то загадывала, улыбалась весело, только лишь иногда, когда не было поблизости никого, нет-нет да и пробегала по ее лицу грустная серая тень. Эх, Иване Петрович, боярин, служкою бы к тебе пошла, рабыней… Ну, да кто знает, может, что случится еще. Стараниями Раничева окрестные землевладельцы оброчников его обижать опасались, знали – ежели что, ответ себя ждать не заставит – и конно, и оружно, и людно. К тому ж теперь и на самом-самом верху была у Раничева заступа – Федор Олегович стал-таки великим князем рязанским после ожидаемой смерти отца. Как цинично заметил по этому поводу Хвостин: potius sero quam nunquam – лучше поздно, чем никогда. Грустно было бросать наладившуюся жизнь, расставаться с друзьями, однако понимал Раничев, – надо, ведь где-то ждала его Евдокся, надеялась – на кого еще было? Иван уходил не по-английски, приватно – попрощался со всеми, закатив по такому случаю небольшой пир, сказал самым верным – Лукьяну, Хевронию, Никодиму, – что едет по княжьему поручению на юг, в Кафу. Те пожелали удачного пути – тут и попутный караван пристатился, до Кафы безо всяких проблем добрались, да и там повезло – уходила в Трапезунд вместительная ускиера старого знакомца Ивана дона Винченцо Сальери. Ну а от Трапезунда до Ангоры – всего ничего, Раничев купил коня, не пошел пехом, знал – не сегодня-завтра начнется великая битва.