– Ушла я от атаманца. Уж и распостыл он мне… Подземельный дьявол, чтоб ему – где горшки обжигают!

У Крюкова застучало частыми, громкими ударами сердце, и от волнения он долго не мог сказать тех слов, которые просились на язык.

– Ну, давай сделаем родню промеж собой… а? – проговорил он наконец, неловко и конфузливо.

Анастасия покачала головой. Вдали звучала протяжная песня хоровода. Над станицей подымались плавные волны песни: задушевные, трогательно-нежные, грустные.

– Нет, Федя, поздно. Развелась я и сызнова замуж вышла. За хорошего человека…

Ночной сторож дремал на ольховых жердях.

– Кто идет? – прохрипел он голосом человека, которому смертельно хочется спать.

– Своя, Анастасия…

– Спать пора! – строго сказал сторож. – Не в указанные часы ходишь!

– Пора спать и – спи! Кто мешает?

Анастасия вошла в курень. За столом кроме мужа сидел слесарь Памфилыч, писарь станичного правления Собакин и раскольничий поп Конон. Частенько засиживались они за полночь, в сладко-ленивом бездействии. Любили порассказать и послушать диковинные истории о человеческой жизни, о каком-нибудь странном, загадочном случае, о ловком мошенничестве или о внезапной перемене судьбы.

– Мишутка где? – спросила Анастасия.

– Да с утра так и не подымался, спит. Намаялся, бедняга, вчера. С казачатами стенка на стенку на кулачки бился.

– Ох, и слабенький он, цельный день проспал, надо же.

– Я слышал, спортсмэны, после борьбы по двое суток отсыпаются, – вставил свое слово в разговор эрудированный поп Конон.

– Ну, двое суток, ты это, того, хватил, – возразил слесарь Памфилыч, – проснется среди ночи, будет по базу блукать.

Мишутка среди ночи не просыпался, не проснулся он и с утра. Разбудить, растолкать его не получалось. Напротив, сон казался все глубже. Обезумевшая от ужаса мать уже прикладывала к губам зеркальце. Запотеет или нет? Дыхание было. Пригласили доктора, тот долго осматривал ребенка, тер пенсне, вздыхал, наконец, отозвал старшего Шолохова в сторонку, помялся и сказал: «Летаргический сон – медицина бессильна».

– Сон?

– Да, но болезненно длинный, может продолжаться и несколько дней, и несколько лет.

Анастасия, прислушивающаяся к разговору, заголосила. Муж молча обнял ее. Взволнованно и выжидательно глядело на него побледневшее лицо жены. Он сжал ее похолодевшие ладони с тонкими худыми пальцами. Зубы его стучали.