— Скажи, вы — могучие колдуньи-лисы, например, можете влюбляться в своих жертв? — недоверчиво спросил Марко.

— Разумеется. И в этом большая беда для нас. Когда ты совокупляешься с лисой, она вовсе не бесчувственная кукла. Она тоже испытывает удовольствие. В конечном итоге, невозможно вырастить из девочки лисичку, если в ней нет соответствующей страсти. Но иногда мы влюбляемся. И хорошо, если эта глупая любовь проходит. А если нет… — мать-лиса задумалась, уйдя в себя. Марко сделал большой глоток, протянул ей пиалу приглашающим жестом и спросил:

— Ну, а если нет? То что?

— Она сгорает. Либо люди узнают, кто она такая, и убивают её от страха, либо звёздный огонь сжигает её дотла. Она перестаёт контролировать свои чувства, и от неё остаётся лишь горстка пепла. Хотя, как правило, до этого не доходит. Если мы чувствуем угрозу для нашей семьи, если есть опасность, что люди поймут, кто мы на самом деле, и найдут наше гнездо из-за какой-то влюблённой дуры, мы её убиваем. Не дожидаясь, пока она приведёт к нам толпу лучников с пылающими стрелами и сворой собак.

— Значит, вы договорились с Хоахчин?

— Это было очень просто. Мы дали ей молодость и дополнительную власть в обмен на защиту. Мы давали ей настои, целебные пилюли, советы. А она дала нам кров прямо во дворце, в своих палатах, закрытых от посторонних глаз, и иногда присылала нам девочек на обучение.

— Девочек?

— Лисичками не только рождаются. Моя мать тоже была лисой, но это скорее исключение, чем правило. Лисичками часто становятся после долгого обучения. Конечно, нужно иметь предрасположенность и талант… Нас не очень много. Нам всегда нужны свежие силы, чтобы семья сохраняла влияние, крепла, росла. Не думай, что найти красивую девочку с соответствующими задатками так просто. Но у Хоахчин огромная власть. С такой властью присылать нам новых маленьких щеняток раз в два-три месяца не так и сложно.

Только сейчас тяжёлый всепронизывающий огонь, исходящий от звёздного шара, начал отпускать Марка настолько, что он смог оторвать глаза от своей собеседницы и оглядеться.

Тёмный, озаряемый только светом магического шара павильон уходил в темноту длинным коридором. Стены, задрапированные старинными шёлковыми панно с мутными, нечитаемыми в сумерках изображениями, резные колонны — всё пропиталось сладким мускусным запахом настолько, что казалось грязным, точнее, источающим какую-то смолу, что-то липкое, вяжущее, опасное. Спёртый воздух лежал полупрозрачным неподвижным пластом, сгустившись до состояния клея, в котором вязло дыхание, замирали мысли, увядало любое движение. Сама атмосфера здесь шелестела в ухо «приляг, отдохни», и хотелось немедленно свернуться как зародыш в матке, свернуться креветкой, крохотной розовой спиралькой угнездиться посереди этого ласкового душного марева.