Так библиотека переехала в монументальный добротный павильон, словно паривший над десятком ручьёв, чья почти неподвижная поверхность играла всеми оттенками нефрита. В ясный день все окна раскрывались особым механизмом, приводимым в движение длинной бамбуковой оглоблей, а высоченные вертикальные жалюзи таким же образом выставлялись так, чтобы прямые солнечные лучи не вредили свиткам, не желтили бумагу и не высветляли тушь.
Марко легко поднялся на высокое крыльцо, оглянулся на крохотную меленку, вертевшуюся под несильным напором ручья. Издавать приятный стрекочущий звук — единственная цель, с которой её тут соорудили. Стрекотание девяти колёсиков накладывалось на тонкий звук от колокольцев у круглых ворот, рассеивая дурные чары и умиротворяя природную ци, разбивая слишком янскую волну и подкармливая струи инь. Ослепительно белая цапля медленно проскользила над тёмно-нефритовой водой и, не подняв ни единой капли воды в воздух, опустилась на отмель, горделиво распустив снежные крылья.
«Как же мне будет не хватать всего этого, — с тоской подумал Марко. — Какая могла бы быть страна! Рай земной». Он вошёл в приятный полумрак, разбитый на тысячи тончайших солнечных кубиков, показал двоим стражникам у входа львиноголовую пайзцу и, с трудом удерживаясь от желания по-детски поскакать по коридору, подошёл к дверям центральной залы. Взялся за ручки дверей. Остановился. Упёрся лбом в высоченные створки.
Сердце колотилось. Как ненормальное. Старик. Ну, здравствуй. Старый друг. Как же я счастлив видеть тебя живым, слепой чёрт! Он помедлил ещё несколько секунд, и ждал бы ещё, но надтреснутый голос библиотекаря задорно проскрипел сквозь двери:
— Я слышу твоё дыхание, Марко! Входи наконец!
Он сидел на полу, посреди горы разбросанных свитков, водя по их исписанным поверхностям чуткими пальцами, чуть вздрагивавшими, словно моргающие веки.
— Как твоя голова? — вместо приветствия засмеялся Марко. — Если от этого чжуншаньского вина засыпают на тысячу дней, то каково же тогда похмелье?
— Мне не до похмелья, Марко, — улыбнулся в ответ слепец. — Я хочу собрать историю династии Юань, от Тэмуджина и до наших дней.
— Я назвал бы это благородным занятием, когда б не последние перемены во дворце.
Библиотекарь перестал улыбаться, ощупью нашарил на полу свою любимую тросточку, не спеша поднялся и, дойдя до низенького скрипучего кресла, забрался на него с ногами, уютно сложив сухие ноги, проступавшие сквозь хлопчатые шаровары острыми углами.
— Мы спим или бодрствуем? — попытался пошутить Марко.
— Для слепца нет большой разницы, — попытался пошутить в ответ старик, но беседа не клеилась.