На рассвете Марко вышел на опушку, пересёк большак, петлявший между холмами, спешился и с трудом взобрался на покатый склон, заросший кривыми пиниями, буквально таща упирающегося жеребчика за уздцы. Без коня он бы достиг вершины куда быстрее, но оставлять его внизу не хотелось. Марко отдохнул, достал горлянку с водой, чуть ополоснул рот, с трудом подавляя желание выпить сразу половину запаса большими глотками, рывком.

Внизу сквозь влажные завитки тумана, волной вползавшего в долину словно молочная река, проступали покатые крыши хорошо укреплённой усадьбы, тщательно прячущейся в утёсах, маскирующейся под холмы. За не очень высокой стеной виднелись жилые здания, по- военному приподнятые над землёй, как бы не имеющие первого этажа, облицованные полированным плитняком на несколько саженей вверх; выше над плитняком злобным прищуром глазели в лес узкие бойницы, и только под самой крышей виднелись окна с красными резными ставнями. Марко удовлетворённо крякнул, поворотился к коню, порылся в поклаже и выискал крохотную бамбуковую клеточку, обёрнутую сухой тканью. Он снял тряпицу, запустил руку в клеть, и через минуту в его руках уже трепыхалась крохотная рыжая с розовой шейкой голубка. Он набрал в рот немного воды, подождал, пока глоток согреется, и, сложив губы как для поцелуя, поднёс их птице, со слегка безумным видом косящей в его сторону бусинками глаз. Почуяв воду, голубка тут же затихла и стала жадно пить, раздвигая губы Марка горячим роговым клювом и слегка пощипывая за язык, Марко не удержался и расхохотался от щекотки, тут же зажав рот рукой и обернувшись на замершую в долине усадьбу. Оттуда не донеслось ни звука. Голубка перестала истерично биться в его руке, лишь с интересом оглядывала окрестности. Марко с силой выбросил её вверх, шепнув по-италийски вдогонку: «Скорее, милая, пусть Господь убережет тебя от стрелы охотничьей да от сокола, лети домой».

Проводив рыжую крылатую искру, быстро слившуюся с розовым рассветным облаком, он снял с жеребчика поклажу и седло, протёр натруженную потную спину коня лоскутом, стирая мазки липкой подсыхающей пены, ловко стреножил его и вывел на лужок, идеально круглой проплешиной проступавший на подветренном склоне. Жирные кашки и клевера щедрыми изумрудными мазками выкладывали узорчатый ковёр, прохладно прогибающийся под ногами. Марко снял чувяки, перебросил их через плечо и с наслаждением пошёл по усыпанному росой лужку, до ломоты подгибая пальцы ног, благодарно впитывающих в себя лиственную свежесть. Задница гудела от многодневного сидения в седле, от которого Марко уже давно успел отвыкнуть. Высоко в небо взметнулся почти невидимый менестрель-жаворонок, и сердце заволокло каким-то немыслимым детским счастьем. Марко опрокинулся на спину, раскинув руки в стороны, мягко увалился в сплетение вьюнков и клевера и только успел бросить взгляд на смыкающиеся над ним нежно-нефритовые стебли травы, как немедленно заснул богатырским сном, без сновидений, сожалений, метаний и движений.