Светлый фон

— Сие о Владе Цепеше, воеводе Мустьянском, — поднявшись с лавки, пояснил Федор. — Много лжи о нем, и нет в книжицах одинаковости. Так, обрывки только. Может, случится когда быть при дворе Матьяша, короля мадьярского… — дьяк мечтательно уставился в потолок, — …там прояснить много чего можно б было… А опосля — и книжицу написать о воеводе валашском…

Снаружи загромыхали шаги по ступенькам крыльца. Вошел важный господин, кряжистый, приземистый, бородатый. В зеленом, до пола, кафтане, в небрежно накинутой сверху бобровой шубе…

Кивнул дьяку, оглянулся… Батюшки святы!

Видно, сегодня день нечаянных встреч. Иван Костромич, купчина изрядный! Тихвинский погост, Нево-озеро, владычный поруб…

Олег Иваныч давно догадывался, конечно, что совсем не тот Иван человек, за кого себя выдает, но чтобы вот так, нос к носу, столкнуться с ним в Московском Посольском приказе…

— Здрав буди, господине Олег, — ничуть не удивившись, произнес Иван. — Как пир у государя? По нраву ли?

— По нраву, по нраву, Иване, — справился со своим волнением Олег Иваныч. — Особливо хлебное вино!

— То — только государю варить дозволено, — важно кивнул Костромич. Потом перемолвился парой слов с Федором, попрощался, на пороге обернулся: — Грамоту княжескую Феофилу мы подготовим, ждите.

С теми словами вышел.

Эх, Костромич, Костромич… вон какой ты купец — важный московский боярин. Не зря на Новгороде все вынюхивал. И засада в лесу подлая — не твоих ли рук дело?

Грустно стало Олегу. Почесав голову, простился и он с приказными. К себе в палаты пошел посольские.

День стоял хмурый, серый, давило к земле низкое небо, злой ветер сбрасывал с прохожих шапки. Смеркалось.

С государева двора явился Никита Ларионов. Смурной, подозрительно трезвый — ровно не вино пил на пиру княжеском, а колодезну водицу хлебал большой ложкой.

— Пошто главу повесил, Аникита? — Олег Иваныч присел на лавку рядом.

— Повесишь тут, — посол шмыгнул носом и, тряхнув бородой, вытащил из-за пазухи скрученную пергаментную грамоту с золоченым тиснением и красной георгиевской печатью. — Вот все результаты наши. — Иван боярский сын Костромич вручил сейчас торжественно.

Олег Иваныч ничтоже сумняшеся враз предложил печать над водой горячей распарить, грамоту прочесть, потом опять запечатать.

— А чего ее читать-то? — пожал плечами Никита. — Нешто не знаем, что там? Или княжью речь не слыхивали? Что по сей речи выходит, а, Олежа?

Олег Иваныч, помимо несколько замутненного хлебным вином сознания, на подобный вопрос был ответить не в силах еще и потому, что речь Ивана практически и не слушал, все больше на бояр глазел, лизоблюдов московитских, да в душе удивлялся, как же это можно честь свою этак вот кочевряжить…