Подошел. Положил руки мне на плечи. Холодные сухие ладони. Я вздрогнула.

Теперь я не могла видеть его лица. Только чувствовала, что он рядом. Слышала дыхание.

Несколько тихих фраз на латыни.

Где-то в городе ярче загорелись окна.

Заорав, над пустырем взметнулась стая ворон и канула в ночь.

Боль скрутила виски. В мире ничего не осталось, кроме ладоней на моих плечах.

Приблизился, стал почти материальным серый коридор моих давних кошмаров. Но это оказалось не страшно, если идти не в одиночку.

Еще несколько тихих незнакомых слов.

Звезды стали ярче, а воздух прозрачней.

Руки – крест-накрест. Дотрагиваюсь до его пальцев: так надо. Я обещала помочь. Витя, держись! Может, это уже и не важно, но я, кажется, тоже тебя люблю…

Над городом, где-то в вышине, раскручивается, истончается черная плеть неслучившихся предательств, обид и смертей.

А Татарская спит. Так должно быть. Я так захотела. Спит моя Евдокия Леонтьевна. Спят баба Клава и Маруся. Спит Антонина, и ее дети, и муж-инвалид. Спит даже полосатый дворовый кот с улицы Красных Коммунаров…

Еще фраза на латыни. Теперь уж точно последняя. Окончательная.

Тихо. Тикают часы за стеной.

И ничего не поменялось. Ни свет, ни тьма.

Его ладони соскользнули с моих плеч.

– Варька, как же я испугался…

– Значит, все получилось?

Встрепал волосы на затылке, посмотрел на меня веселыми, немного сумасшедшими глазами. Потребовал:

– Дай мне руку.