Адмирал чувствовал себя с утра сносно, но находился в препаршивом настроении и яростно скрипел пером по бумаге, составляя уже которое письмо королю. Ведь все было так замечательно, когда он почти не выходил из Лувра. А теперь, когда он был буквально «выведен из обращения», его августейший названный сын даже не думал навещать своего бесценного и незаменимого наставника. Посмотрев на Колиньи, бесящегося в одиночестве и заводящее старое о том, что он не собирается позволять прятать себя как ненужную вещь, я сухо пообещал вернуться после обеда с нашими английскими друзьями и отправился домой.

На улицах, казалось, все страсти улеглись, все успокоилось. Воскресенье разливалось повсюду фальшивой благостью. По прежнему яркие небеса превращали Париж в мирный карамельный городок. Только в них кружилось откуда-то удивительно много воронья, согнанного звоном с колоколен. Неужели их всегда так много? Или все-таки сегодня особенно?

Я внезапно ощутил приступ острой ненависти к возможности предчувствий и любой мистике. В этом было слишком много от дешевой патетики и белыми нитками шитых фокусов. Но иногда так бывает и в жизни, и выглядит в ней еще отвратительней чем на сцене.

У отца одновременно находились и испанцы и Таванн с Бироном. Когда я появился, они как раз гурьбой выходили из его кабинета, вместе с ним самим, и вид у них всех был чрезвычайно мрачный и озабоченный. Вот оно, наконец? О чем они говорили? Уже о том, что произойдет нынче ночью или все же о чем-то еще?

Завидев меня, отец приветственно поднял бровь.

— Не правда ли, чудесен мир, сотворенный господом?

— Э… — озадаченно протянул я.

— Ответ верный, — удовлетворенно кивнул он и целеустремленно двинулся со всей компанией к выходу, продолжая на ходу перекидываться какими-то отрывочными репликами с Таванном.

Я отправился искать Готье. Тот нашелся в оружейной, с лопаточкой на длинной ручке в руках, у засыпанного песком стола для разработки тактических маневров на котором, напряженно хмурясь, что-то задумчиво вычерчивал.

— Что происходит? — спросил я.

Готье с легким удивлением поднял взгляд, а заодно и лопаточку, продолжая опираться локтем о бортик песочницы.

— Ничего. Я думал, тебе лучше знать. Кто у нас в эпицентре событий?

В эпицентре? Мне показалось, что мы говорим на разных языках или имеем напрочь неправильное представление о том, в каких измерениях находимся.

— У нас-то как раз ничего не происходит. А что здесь? Уже что-то слышно о том, что затевается ночью? Что тут делал Таванн с испанцами?

— Понятия не имею, — Готье развел руками. — Нельзя же быть таким параноиком… Твой отец как-то не делился на этот счет информацией.