К князю Московскому шли с дружинами своими. Один – по зову Дмитрия Ивановича, другой – о предательстве упредить. Три дня назад встретились, пошли вместе. А там на войско литовцев наткнулись. Сеча была, да литовцы числом взяли. С остатками ратей своих отступить попытались, да мужей теряя, шли несколько дней. А тут, как на грех – пурга. Уж и не думали, что животы сохранят, да вот – Вязьма. Так и запросили о помощи.
– Души едва в телах, – тяжело дыша от напряжения, прохрипел дружинник, распахивая дверь сруба.
Там, вокруг пышущего жаром очага, лежали два с половиной десятка воинов. Помороженные, израненные, с растрескавшимися кровоточащими губами… Кто, метаясь и бредя в горячке, звал подмогу, просил о помощи Бога, а кто – неподвижно лежал, глядя в нависший потолок.
– Вон они, – кивнув в сторону лежавших особняком мужей, прошептал дружинник. – Тот, что Михаил, – совсем плох.
– Дмитрий Иванович, – приоткрыв глаза, прошептал тот, который Андрей. – Ягайло… С поляками… Тевтонов… помощью заручившись, лихо задумали.
– Молчи, – приказал князь. – Слаб еще! Силы надобны будут.
– Сигизмунд… Ягайло, западня… Королем… Латинянство…
– Диакона! Живо! – рявкнул Дмитрий Иванович.
– Не допусти, – одними губами прошептал Андрей, теряя сознание.
– Некомата позовите, – поглядев на Михаила Александровича, бросил Великий князь Московский. – Душу Богу вот-вот отдаст. Никола, – повернувшись к пришельцу, князь гневно сверкнул очами. – На Бога, удаль лихую да на настои твои чудодейственные уповаю. Сложись оно так, как оно мне думается, – беда. Оборону держать сложится. А Вязьма – не Москва: и частокол ниже, и дружины моей всех душ – две сотни, да Ивана Васильевича, дай Бог – столько же, да с тобой кто пришли – пять десятков. Каждый на счету!
– Все, что в силах моих, сделаю. Остальное в руках божьих… – кивнул Николай Сергеевич.
– На тебя раненых оставляю. Воевод, Ивана Васильевича да Ивана Родионовича – в хоромы! Совет надобен.
– Дозволь и нам на стены! – вклинился в разговор вновь заскучавший Микула.
– Чего нам все Николу стеречь? Тебе, видать, люд ратный сейчас нужнее, – добавил Плющ.
– Берите мечи, люди добрые. Да не посрамите имя земли Русской!
– Не посрамим, князь! – засияв, хором гаркнули те.
– Звал, что ль, князь? – в дверях возник Некомат.
– Простит тебя князь Тверской ежели, радуйся! Остальные – в хоромы! Вязьму к обороне готовить, – князь мрачно оглядел насупившихся мужей. – Размен – не в нашу пользу. Одна только и надежда на удаль вашу лихую, сноровку да на Кейстутовича верность. Дай Бог, чтобы не заодно он с Ягайло оказался.