– Да ничего, – порывшись в памяти, пожал плечами пенсионер. – То земли Литовские, не русские были. Покойно, кажись, было.

– Гонца отправлю, – задумчиво отвечал Дмитрий Донской. – Даст Бог – дойдет.

– Предали князья литовские, выходит, – осторожно поинтересовался трудовик.

– Ягайло, может, и предал, – тяжко садясь на лавку, отвечал князь, – корону польскую примерить зело как хочет. Витовт – тот вряд ли… Хоть и братья двоюродные, и Витовт верит Ягайле, хоть все больше с кукишем и остается. В клети Ягайло. Деваться некуда ему, вот и мечется, – зло грохнув кулаком по лавке, прорычал вдруг князь. – С помощью Божьей да анафемой самого Патриарха Вселенского смуту подняли на землях Литовских. Понял теперь Ягайло, что сам себя в клеть загнал. И в Великом княжестве Литовском не рады ему, и шляхта, видать, кривится; на что им Ягайло без Руси Литовской-то?

– Мож, и слух то, что Софья в Москву выехала? – осторожно поинтересовался учитель. – Тебя чтобы выманить.

– Выехала, – задумчиво прогудел Донской. – И человек мой верный – с ней.

– Выходит, Ягайло?

– Выходит, он.

– Так и на что ему ссора с братом очередная-то? Своих, что ли, бед мало?

– Я про то думаю, что не ссоры он ищет своей с братом своим, но ссоры моей и Кейстутовича. Ему-то, аспиду, и корону польскую лишь в обмен на княжество Литовское. Вот только кукиш ему, а не земли те, – зло оскалился князь, – Витовт получит, раз уже и дочь отправил! Вот и выходит, что при Витовте не быть Ягайле князем Литовским, а без него тевтонам супротив выйти некому будет! На клоки и княжество его, и его самого порвут.

Шельма он! Что колокола язык; от одной щеки – к другой… Ягайле сейчас одна забота – удержаться. Московский престол ему уже далек. Особенно после того, как с латинянами унию заключил, да и анафеме предан. И шляхтичам он такой не надобен… Ему теперь одна дверь осталась: с братцем замиряться. Любой ценой!

– Тебя разбив, замирение получит?

– Или меня разбив, – ухмыльнулся князь, – или дочь его в полон взять… Просто так, что ли, мы с братом навстречу вышли? Вот только народу с собой взяли – слезы. Вот тут и пересилил нас лукавый. Ладно хоть пушки взял, да дружине наказ: через восемь дней за мной выходить. Одного только в толк не возьму, – чуть помолчав, продолжил Донской. – Почему Сигизмунда отправил, а не Корибута. Всяко надежней. Да и в ратном деле проверен. А тут на тебе – Сигизмунд.

– У меня заряды картечные с собой, – встрепенулся учитель.

– Горбатого могила исправит, – расхохотался Донской. – Да только с горбатого иной раз толку больше, чем с прямого! Угостим ворога! Сигизмунд, которому войско доверил, худой воевода. Что? – Донской расплылся в улыбке, глядя на пораженного Булыцкого. – Думал, самых простых людишек в Литву отправил? Верных самых, да толковых, да надежных! Вон, в Москве таких уже и нет; на чужбине все. Не это, так и Фрола бы выслал давно уже. Да ведаю я, ведаю, – отмахнулся Дмитрий Иванович, не давая Булыцкому и слова вставить, – утек, лис. Оно и ладно, что до того, как готовить начали крепость; нет веры пустоглазому. А утек раз, то, значит, отведают гостинцев гости незваные!